Петербургские апокрифы - [11]
Само название романа — «Последний спутник» подразумевает использование мифологемы «пути». С одной стороны, это обозначение фактических передвижений главного героя — молодого петербуржца. Каждая часть произведения происходит в определенном месте, куда прибывает Гавриилов и которое меняется в другой части романа. В соответствии с последовательностью частей это движение по «маршруту»: Москва — усадьба — Петербург — Италия — Петербург. С другой стороны, «путь» = путешествие героя — это метафора его духовного взросления, в ходе которого совершается «обряд инициации». С одной стороны, это возводило произведение Ауслендера к жанровому прототипу — «роману воспитания», одним из видов которого был «роман-путешествие („странствование“)», а с другой — сближало с произведением, оказавшим непосредственное влияние на «Последний спутник», — повестью М. Кузмина «Крылья». И в то же время название романа ориентировано на осмысление «пути» москвички Юлии Агатовой, для которой Гавриилов оказался «последним спутником» на конечном этапе жизненной дороги. Ее пространственные передвижения выстраиваются в «маршрут»: Москва — Петербург — Италия — Петербург — Москва.
Гавриилов — выходец из патриархального мира русской усадьбы. Это пространство материализовано в сюжете его первой картины «Дафнис и Хлоя», символизировавшей мир красоты и гармонии. Гавриилов привозил картину в Москву Полуяркову и уничтожал ее после неприятия «Дафниса и Хлои» московским «магом и демоном». Таким образом, изначально Москва представала как воплощение деструктивных сил, город яркого инфернального солнца, тяжелой земной стихии, пространство Симона Мага, мир демонов и мучимых ими жертв, Ад, царство смерти. Увидев этот лик Первопрестольной, Гавриилов говорил Агатовой: «Странно у вас все в Москве, и нет благой легкости и радости, которой я хочу, а все ужасы, трагедии» (С. 42). В следующем из Москвы поезде — т. е. в пограничном пространстве — он встречал Тату Ивякову — «девушку света». На короткое время герой возвращался в мир патриархальной провинции — в царство идиллии, покинутого Рая. Приехав из деревни в Петербург, он обретал надежду побороть роковую власть «Москвы» и воскреснуть душой.
В пространстве Петербурга разворачивалась борьба за душу Гавриилова между силами света (профессором Ивяковым и Татой) и силой, тянущей героя в бездну Инферно (приехавшей из Москвы Агатовой). Духовное борение Гавриилова материализовалось в антиномичных сюжетах его росписей в артистическом кабаре, которые его друг — художник Второв оценивал так: «Вы такую трагедию развели. Почему у вас все такие безобразные, отвратительные? Откуда у вас такое „неприятие мира“? Что это, отвращение аскета или кошмары обезумевшего эротомана? Где светлая чувственность ваших пасторалей? Ничего не понимаю» (С. 127).
Профессор Ивяков — проповедник грядущей красоты и царства ее творцов — художников советовал Гавриилову отправиться в Италию. Реальным «прототипом» итальянского путешествия героев была поездка С. Ауслендера и Н. Петровской в Италию весной 1908 года. Оба «спутника» отразили свои впечатления в письмах: Н. Петровская — В. Брюсову,[38] С. Ауслендер — М. Кузмину.
«Устала, скучаю, томлюсь, но живу, — писала Н. Петровская свому конфиденту из Неаполя 26/13/ апреля. — Если ты думаешь что-нибудь о мальчике [Ауслендере. — А. Г.], — как я разуверю тебя? Я только могу улыбнуться. Это неслыханная история. Ничего подобного со мной не было. Нашлось неизвестно откуда странное существо и живет около меня жизнью совсем особенной. Иногда мне казалось, что это отвратительно, а теперь я уже не удивляюсь, и даже есть что-то трогательное. Вот и все».[39] Почти в то же время, 22/9/ апреля Ауслендер писал М. Кузмину: «От путешествия я уже немножко устал и часто очень хочется домой. Все смутно, все сложно, как в хорошем романе, но утомительно так долго без отдыха. Странные, неожиданные авантюры. Все хорошо, что хорошо кончается, а кажется, что все кончится хорошо, хотя еще и не слишком скоро, недели через две только буду в России. Часто очень скучаю, о Вас всех ничего не зная».[40] Для Н. Петровской и С. Ауслендера поездка явилась финалом их отношений 1907–1908 годов, уже тогда расцениваемых ими как «неслыханная история», как «роман» со «странными, неожиданными авантюрами».
В «Последнем спутнике» именно в Италии происходило мистериальное действо — таинство соединения Гавриилова с Агатовой, осмысляемое как своеобразный «обряд инициации» героя. Италия представала как земля — хранительница древней красоты, «пространство сна», который неизбежно должен закончиться.
