Петербург в царствование Екатерины Великой. Самый умышленный город - [63]
Дальнейшие планы и усовершенствования
С проектами для Васильевского острова и Санкт-Петербургской стороны закончились порайонные предложения комиссии для будущего развития Петербурга. Комиссия была удовлетворена тем, что полностью завершила градостроительное планирование российской столицы. Однако события вскоре заставили комиссию собраться вновь и разработать совершенно новые проекты, а также внести поправки в старые.
Первая поправка касалась городских пастбищ. Участки для выпаса скота были нужны горожанам, которым дойная корова или коза нередко служили подспорьем в хозяйстве. Многие обитатели столицы, не ставшие ещё настоящими горожанами, по-прежнему, как в деревне, держали скотину. Конечно, не каждый мог пасти свой скот в центре города (хотя некоторые именно так и делали вплоть до конца столетия). Взамен этого были выделены общественные выгоны – городские пастбища на территориях, прилегающих к городу. Если бы численность населения в городе оставалась более или менее постоянной, то тех земель, что отводились под строительство и под выпас, было бы достаточно. Но при быстром и непрерывном росте, который переживал Петербург, новая застройка вторгалась на пастбищные земли, так что возникали конфликты между старожилами – хозяевами скота – и вновь прибывающими жителями, которые незаконно селились на выгонах.
Эти конфликты, особенно характерные для Санкт-Петербурга, но происходившие также в других крупных городах, стали одной из причин для появления указа о земельном кадастре в 1766 г. Этот указ предписывал городам отмерить вокруг своих границ и навсегда оставить незастроенными полосы земли шириной примерно в 1 ⅓ мили в качестве городских пастбищных угодий. Указ был издан без тщательного обследования ситуации в городах, так что вскоре выяснилось, что на деле с его введением территории пастбищ сократились, ведь в большинстве городов уже успели занять под выпас больше земли, чем он предписывал[378]. К тому же указ о кадастре совершенно исключал всякий дальнейший рост городов вширь. Недовольство этим распоряжением выразили депутаты Уложенной комиссии, избранные от городов в следующем году. В результате в мае 1768 г. Комиссия от строений выступила с новыми рекомендациями, совершенно ясными и недвусмысленными. Прежде всего деревянные дома на землях выгонов предлагалось перенести на другие места или снести, а их жителей переселить в предместья. Поначалу, пока вокруг пригородов не появились канавы, отделяющие их от пастбищ, комиссия советовала применять этот закон без особой строгости. После же появления разделительных канав те жители, кто ещё не переехал с выгонов, подлежали насильственному выселению. Что касается немногочисленных каменных домов, построенных на пастбищных землях, то, поскольку перенести их было трудно, их разрешили оставить на месте, если владельцы того пожелают. Однако, чтобы отделить каменные дома от пастбищ, следовало обнести их оградой и канавой[379]. Таким образом, комиссия во второй раз внесла непродуманное предложение, не столько заботясь о благополучии жителей, сколько добиваясь установления четких городских границ. Другие правительственные учреждения и люди, попавшие под действие этого постановления, немедленно подняли протест против решительных и категорических рекомендаций комиссии. Тогда Екатерина велела комиссии разработать другой план, не столь трудоёмкий и дорогой. При этом она указала, что многие из живущих на запретных территориях – это обитатели слобод, принадлежащих государственным учреждениям, которые не нашли другого подходящего места, чтобы поселить своих служащих. Встретившись с неодобрением государыни, комиссия отступила. Слободам разрешили остаться на месте, если их обнесут канавами, чтобы отделить от пастбищных угодий. Однако на будущее жить в слободах разрешили исключительно служащим создавших их ведомств. Тем самым комиссия рассчитывала удержать слободы в постоянных размерах и не допустить их дальнейшего вторжения на пастбищные земли. Новую границу города прокладывали тщательно, в особенности в южной части, где её нарушение со стороны вновь прибывающих поселенцев казалось более вероятным. Комиссия утверждала, что из-за вынужденных исключений ей не удалось разрешить основную проблему – справиться с недостатком пастбищных угодий. Как-никак, в собственности горожан находилось свыше двадцати тысяч голов крупного рогатого скота, не говоря о другой живности. Недостаток пастбищ даже заставлял некоторых жителей арендовать землю прилегающих крестьянских хозяйств за большие деньги. Непрерывная потребность в расширении пастбищ оправдывала решение занять под выпас земли государственных мануфактур, бывшие монастырские владения, окраины сохранившихся слобод и дворцовое имение Екатерингоф. Часть крестьян, живших вблизи от города, но не связанных с ним экономически, силой выдворили с их земли, также включённой в городские пастбищные угодья[380]. Этот вариант плана оказался удовлетворительным, потому что больше никаких жалоб на нехватку пастбищ не раздавалось. Приказ рыть разделительные канавы – а, в сущности, настоящие каналы – последовал в июле 1769 г., и вопрос был решен
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.