Петербург в царствование Екатерины Великой. Самый умышленный город - [110]
Этот переход от дерева к камню и кирпичу произошел ради того, чтобы спастись от частых свирепых пожаров, стиравших с лица земли целые кварталы деревянных домов. Из еженедельных донесений полицейских участков выясняется, что пожары вспыхивали то тут, то там почти каждый день. Обычно удавалось остановить огонь, но раз в четыре или пять лет пожар достигал безудержной силы из-за ветра или встречал на пути легковоспламеняющиеся материалы. Дома, лавки, склады гибли в огне без числа – пожарным нужно было не столько тушить его, сколько прежде всего остановить распространение бедствия. В этом адском пламени нередко выгорало больше сотни зданий. Об одном таком пожаре в мае 1771 г. Н.Г. Курганов писал: «Сильный восточный ветер помогал огню; от этого пожара выгорела с 7-й до 20-й линии почти половина острова, и в том числе здания Морского корпуса. Некоторые дома сгорели совершенно, от других остались одни стены. Корпусное имущество, бумаги канцелярии, архив, кадетская амуниция – все было истреблено»[683]. По следам первого разрушительного пожара екатерининского времени в 1763 г. был принят к действию всеобъемлющий строительный устав, тщательно регулировавший вид и размер зданий, а также материалы, применяемые для реконструкции домов. Благодаря этому постановлению к концу царствования ни в Первой, ни во Второй Адмиралтейских частях не осталось буквально ни одного деревянного дома. Когда Екатерина похвасталась насчёт превращения дерева в камень, она имела для этого вполне реальные основания, пусть только в центре города.
Динамика развития центра и окраин
За время правления Екатерины разница между центральными и периферийными районами города выявилась ярче, чем прежде. Действительно, тенденция к усилению этих различий была заложена в мерах, принимавшихся различными органами городского управления. Градостроители сосредоточили внимание на центральных районах, целенаправленно украшая их зданиями, которые представляли собой как явления архитектуры, так и функциональные постройки. Строгая рациональность классицизма воплотилась не только в зданиях двух Академий – наук и художеств, но и в гостиных дворах и в других зданиях коммерческого назначения, а в более скромном масштабе была подхвачена лучшими частными домами – каменными особняками дворянства и купцов. Собственно говоря, правительственные учреждения и канцелярии были сосредоточены в нескольких центральных городских частях, и все те, кто имел хоть какие-то светские или политические амбиции, в 1796 г. лучше, чем в 1762 г., понимали, что селиться надо только в кварталах центра. Промышленные предприятия и неказистые деревянные дома рабочих, мастеровых, всё новых выходцев из российских деревень были вынесены в периферийные части города и в его окрестности. За время екатерининского царствования отчетливее, чем когда-либо раньше, сформировались два разных Петербурга. В первом стояли каменные дома, пролегали мощёные улицы, освещённые фонарями, в гранитных берегах текли каналы, пересечённые прочными мостами. Тут жила знать, богатейшая буржуазия, чиновничество. В другом Петербурге с его грязными зловонными улицами, ветхими домами, илистыми речными берегами жители определённо были далеко не столь богаты[684].
Тем не менее не следует воспринимать этот контраст как абсолютный. Заглянув во двор или в подвальные окна в центре города, можно было обнаружить множество бедняков – из тех, кто обычно ассоциировался с окраинами, – живущих в богатых домах, хотя внешний вид центральных улиц и не выдавал их присутствия здесь. Даже в наилучших домах число жильцов на одну комнату оставалось удивительно большим, потому что зажиточные семьи держали обширный штат домашней прислуги и к тому же нередко сдавали жильё на первых и в подвальных этажах людям, которые не могли позволить себе ни купить собственный дом, ни хотя бы снять отдельную квартиру. Бедняков легко можно было обнаружить в центре, но богатых на окраинах – очень редко. Если здесь кое-где встречались большие пышно обставленные дома, то это были дачи, и они никогда не помещались рядом с бедняцкими выселками или с заводами.
Как уже упоминалось, в рассматриваемый период застройка Васильевского острова и Санкт-Петербургской стороны не расширилась по сравнению с улицами, уже проложенными к его началу. Зато Выборгская сторона так разрослась, что с 1777 г. не входила больше в состав Санкт-Петербургской части, а сделалась самостоятельным административным районом[685]. Самые большие перемены произошли на левом берегу Невы с разделением Адмиралтейской части на четыре административных единицы, а Московской части – на три. Вверх по Неве, за Литейной частью, на территории, до которой в 1762 г. город ещё не доходил, образовалась ещё одна часть – Рождественская. Левобережная часть города развивалась особенно бурно, что было вполне естественно: это материковый берег, от него начиналась Россия, откуда приходили новые поселенцы, к тому же здесь было самое высокое и сухое место в городе
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.