Петербург. К вопросу влияния на творчество братьев Стругацких - [18]

БН: Очень может быть. А середина написана здесь.

М: И даже там это никак Москвы не касается. У вас действие переносится в Свердловск.

БН: Да. Вот почему-то… я не помню уже почему у нас Свердловск очень часто поминается.

М: Вот тоже хочется узнать.

БН: Да. Это интересный вопрос. Мне его уже задавали. Я не знаю, что на него ответить. Я помню только, что первым эту идею — переносить действие в Свердловск, еще в «Возвращении», по-моему, — предлагал Аркадий Натанович. Впервые там у нас Свердловск появляется. Почему он предложил, я не спросил. Какая разница — Свердловск, не Свердловск. А потом это так и пошло. Свердловск, Свердловск…

М: Я думал, может, это как-то с «Аэлитой» связано?

БН: Нет, конечно. Никакого отношения к «Аэлите». Впервые у нас Свердловск появляется в романах, когда еще «Аэлиты» и в замыслах не было. «Аэлита» когда появилась? Она где-то в семидесятых годах появилась.

М: В семидесятых. Но в «Возвращении» же нет Свердловска.

БН: Ну как же нет! У нас там по крайней мере… не помню, есть ли он в «Возвращении», но в романе «Полдень, XXII век», во втором издании 67 года, там Свердловск точно есть. По-моему, в «Свечах перед пультом».

М: Это Новосибирск.

БН: Новосибирск?

М: Да. Недалеко от Новосибирска.

БН: Ну был, был Свердловск. Появлялся много раз.

М: Не зависимо ни от чего, просто так?

БН: Почему-то возник Свердловск. Я даже не знаю, как это в свое время не поинтересовался, почему. Ну, просто Свердловск и Свердловск.

М: Я опять же всё свожу к тому, что Москва у вас действительно фигурирует в одном-единственном романе. В одном. Больше ее нет.

(Задававший вопросы слегка дезинформировал мэтра. Москва изредка упоминается в произведениях АБС, но только как название).

БН: Меня немножко смущает, так ли это? Неужели больше нет?

М: Я специально искал…

БН: Неужели больше нигде не упоминается Москва? То есть действие никогда не происходит в Москве? Больше нигде, да?

М: Может быть, в «Граде обреченном»? Какие-то описания есть чисто московские?

БН: В «Граде обреченном» главный герой — Борис Натанович, так что вряд ли.

М: А Ленинград встречается часто. В том же «Возвращении» он раза четыре, наверное, поминается. А в «Стране багровых туч» Крутиков у вас закончил матмех ленинградский.

БН: Да-а… Ну, вот значит так. Значит, тут какая-то закономерность есть. Не любили мы Москву. Это так.

М: Насколько я знаю, из ленинградцев мало кто Москву любит. Отношение к ней совершенно другое.

БН: Москва — она бьет с носка! Суровый город, суетливый, шумный…

М: Он просто совершенно другой.

БН: Неудобный для жизни… Хлопотливый… Но, видимо, только в наше время он таким стал. В советское время. Исторически Москва как раз очень патриархальный, спокойный, тихий город. Исторически.

М: Я сравнивал его за последние, скажем, тридцать лет. Ну, сорок лет. Потому что я не знаю, какая до этого была Москва. Если читать какие-то исторические исследования и романы, да, она всегда была патриархальна. Москва — женского рода.

БН: Да-да-да.

М: В отличие от Ленинграда, который мужского рода. То есть Петербурга.

БН: Да.

М: Следующий вопрос по поводу дневника.

БН: Да.

М: У вас было два дневника или один?

БН: У нас был один рабочий дневник.

М: А как вы его вели? Кто его вел-то?

БН: Ну кто, кто… Оба.

М: По очереди?

БН: Да нет. Просто у кого под рукой была тетрадка, тот и вел.

М: Она перемещалась из Москвы в Петербург?

БН: Нет-нет-нет. Она всегда была в Петербурге, всегда. Когда я уезжал на встречу, я брал ее с собой. Она всегда была в Петербурге. Этот дневник заполнялся только во время работы. То есть в перерывах между встречами я туда записывал иногда, конечно, какие-то соображения, которые в голову приходили. Для будущих встреч. Но, как правило, этот дневник работал только тогда, когда мы собирались вместе. Тогда шли записи: такого-то числа сделали столько-то страниц, такого-то числа ездили туда-то и туда-то. В основном вот так это делалось.

М: Позвольте тогда, Борис Натанович, поймать вас на слове. Если он не покидал пределов Петербурга…

БН: Нет-нет. Он покидал пределы Петербурга много раз, но только вместе со мной. А как же! Ехали работать в Комарово, я брал с собой дневник, ехал я работать в Москву, к Аркадию Натановичу, я брал с собой дневник. Ехали мы работать к маме, я брал с собой дневник. А как же. Обязательно! Собственно в Гаграх этот дневник был начат.

М: Да. Из текстов «Комментариев» это следует.

БН: Да-да-да. Это был такой рабочий дневник, который представляет собой три тетрадки, ну… две с четвертью, наверное. Последняя тетрадка… там почти ничего нет.

М: То есть, в основном, его вели вы?

БН: Да нет. Ну, как же! Ну на работе… ну мало ли что… Сидим, работаем, скажем, над «Парнем из преисподней», и возникла какая-то идея. Какую-то сцену не хочется записывать на машинке сразу, — Аркадий хватает дневник, начинает быстро писать диалоги, встречи… как бы черновой набросок делает. Это мог быть Аркадий, мог быть я — это неважно… он лежал…

М: Постоянно лежал на рабочем столе?

БН: Да-да-да. Всё время лежал на столе. Это был рабочий дневник, а кроме того еще дневник отдельно вел Аркадий Натанович, довольно регулярно, у себя дома. У него тоже накопилось довольно много дневников, по сути дела тоже рабочих. Просто он туда записывал свои собственные работы, связанные с переводами, как правило. И такой же дневник был у меня… я его вел очень плохо. Десять раз начинал, десять раз прерывался. Ну, тоже какие-то мысли, наверное, там сохранились. Но главный дневник — это рабочий дневник. Я недавно давал его Юре Флейшману, чтобы он переснял там то, что касается «Улитки». Людены готовят какое-то роскошное издание «Улитки»… вот для него.