Пьесы - [52]

Звонок. Тата открывает. Входит  Г р и г о р и й  Р о д и о н о в и ч  Б о н д а р ь, он высокий, сдержанный, несколько вялый человек. Здоровается за руку с Татой и старается не смотреть ей в глаза.

Т а т а. Это Анна Петровна, ваш шеф, мать Валерия.

Б о н д а р ь (представляется). Капитан-лейтенант Бондарь. (Тате.) Я вырвался на полчаса. Мне надо вам кое-что рассказать.

А н н а  П е т р о в н а. Знаете что, я выйду одна. У вас тут магазин недалеко, я видела. Куплю конфет ребятам. А то неудобно с пустыми руками. Они любят сладкое. Мальчики еще. Подождите меня. И потом мы с тобой, Тата, пойдем по городу… Ты мне покажешь собор, памятники, замечательные места. До свидания, товарищ Бондарь. (Смотрит на него и но Тату со значением.) До скорого свидания. (Уходит.)

Тата закрывает за ней дверь. Затем подбегает к Бондарю.

Т а т а. Как я вас жду, Григорий Родионович! Скорей, скорей, говорите, что случилось?

Б о н д а р ь. Плохо, Татьяна Владимировна, очень плохо… Об этом нельзя еще говорить, но вам не сказать нельзя. Меня просил контр-адмирал подготовить вас.

Т а т а. Сергей?!

Б о н д а р ь. И с Сергеем тоже плохо.

Т а т а. Он жив?

Б о н д а р ь. Да. Он-то жив… Он… он-то жив…

Т а т а. А кто же?..

Бондарь молчит.

Сергей опоздал?

Б о н д а р ь. Да, опоздал на час. Лодка ушла без него. Они вышли в точку по приказу рассредоточить корабли. А там получили задание. Вместо него на посту погружения и всплытия был Валерий Усов. Лодка погрузилась и не всплыла. Сейчас идут спасательные работы. Результаты еще неизвестны.

Т а т а. Они погибли? Все погибли?

Б о н д а р ь. Нет, не все.

Т а т а. Валерий?

Б о н д а р ь. Вот он-то, кажется… Еще неизвестно. Я не знаю… Идут спасательные работы…

На последних словах входит  А н н а  П е т р о в н а. В руках у нее конфеты. Она слышит последнюю фразу. У нее падают коробки.

А н н а  П е т р о в н а. Тата…

Т а т а (обнимает ее. Крепко прижимает к себе). Подождите…

Б о н д а р ь. Я бы не хотел…

Т а т а. Подождите…

ЭКРАН

Волны. Из них вырастает памятник. Крупно слова на цоколе: «Помни войну!»

З а н а в е с.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

СЕРГЕЙ

Квартира Чемезова. Т а т а  за письменным столом отца читает письмо.

Т а т а. «Семь дней прошло, как мы расстались. Или, может быть, это выходит только так, по календарю. А на самом деле семь лет или вся жизнь… Сейчас ночь. Я один в кубрике…».

С е р г е й  на койке пишет письмо.

С е р г е й. Нет больше Валерки… Когда на матросском кладбище мы стояли строем и матросы стреляли в воздух, я видел тебя. Вдалеке, за холмиком, вместе с Анной Петровной. Ты смотрела на меня, а я не мог подойти к тебе, и ты не могла подойти ко мне… Семь дней, как мы расстались. Какая ты стала? Тоже, наверно, совсем другая. Завтра ты уедешь в Ленинград. Начнутся занятия. Старое, привычное… Друзья, подруги, лекции, семинары… Все дальше и дальше будут отходить от тебя наш город, и Якорная площадь, и я… Обо мне ты забудешь. Нет-нет, я не хочу вызвать жалость к себе, я прошу тебя: забудь. Это, наверно, будет трудно, но все же забудь. Так надо. Это моя последняя к тебе просьба. Ты ни в чем не виновата, ты тоже обманута. Я обманул тебя, и я обманул себя самого. За это я понесу должное. Я знаю, как поступить с собой, и поступлю как полагается. За все нужно отвечать. Прощай, Татьяна. Не нужно пытаться встретиться перед разлукой, она уже наступила. И не нужно тосковать. Прощай, Татьяна, любимая, дорогая, желанная, единственная, прощай…

Затемнение.

ТАТЬЯНА

За большим столом сидит  Т а т а  и перечитывает письмо. Починенные часы вновь стучат, ходит маятник в виде якоря, иногда раздается глухой бой, отсчитывающий часы и получасы.

Т а т а. «Единственная, прощай…». (Комкает письмо, бросает его. Затем снова поднимает, разглаживает и начинает перечитывать.) «Я знаю, как поступить с собой, и поступлю как полагается…». Ты что же это задумал? Ты что задумал, я тебя спрашиваю?..

В дверь стучат. Тата открывает. Входит  Б о н д а р ь. Он, как всегда, подтянут, мрачноват. В руках три гвоздики. Он отдает их Тате.

Б о н д а р ь. Я знал, что застану вас. Сегодня вы уезжаете. У меня отпуск на две недели. Разрешите, я провожу вас в Ленинград.

Т а т а. Вы ведь и так едете в Ленинград.

Б о н д а р ь. И так еду. Вы правы. Вы просили узнать меня о Селянине.

Т а т а. Просила.

Б о н д а р ь. Он жив, здоров, в порядке.

Т а т а. А его дело?

Б о н д а р ь. Насчет опоздания? Командир посоветовал разобрать сегодня вечером на комсомольском собрании. А там уж будет видно.

Т а т а. Без вас?

Б о н д а р ь. Очевидно. Дело в основном ясное. Опоздание на час — тяжелый проступок.

Т а т а. Что ему грозит?

Б о н д а р ь. Не знаю. Честно говоря, не знаю. Будут выясняться подробности, причины… Он, по-моему, сам осложняет дело. Ему следует честно и откровенно все рассказать: почему опоздал, что задержало, где он проводил время… А он молчит. Я спросил его… просто, по-товарищески… Молчит. Правда, он был трезв, когда явился. Тем лучше. Он мог бы найти десяток причин, они бы облегчили его участь, но он молчит.

Т а т а. Он мой школьный товарищ, мы учились с ним вместе. С ним и с Валерием, поэтому…

Б о н д а р ь. Это мне ясно. Никогда бы не подумал, что он способен опоздать в часть. Раньше за ним ничего такого не наблюдалось, вполне дисциплинированный, исполнительный. А вот в школе, когда вы учились вместе, замечалось у него что-нибудь подобное? Ну, какие-нибудь проявления…