Пьесы разных лет - [6]
Ада (тогда же. Слабее). Не надо!
Генри (тогда же. В восторге). Милая!
Море бурлит. Ада кричит. Крик и рокот моря разрастаются до предела, потом все обрывается. Воспоминание кончилось. Пауза. Море спокойно. Генри бредет по откосу обратно. С трудом продвигаясь по гальке. Остановился. Идет дальше. Остановился. Пауза. Едва слышный шум спокойного моря.
Ада. Не надо, ну чего ты стоишь столбом. Сядь. (Пауза. Он садится. Шум гальки.) Вот сюда, на шаль. (Пауза.) Ты что — боишься, что до меня дотронешься? (Пауза.) Генри.
Генри. Да.
Ада. Тебе надо к врачу, смотри-ка, ты все разговариваешь, хуже и хуже, подумай, как это может отразиться на Адочке? (Пауза.) Знаешь, что она мне сказала как-то, когда была совсем маленькая, она сказала: «Мамочка, а почему папочка все время говорит?» Она услышала, как ты говорил в уборной. Я прямо не знала, что ответить.
Генри. Папочка! Адочка! (Пауза.) Я же тебе говорил — сказала бы, что это я молюсь. (Пауза.) Неистово молюсь Господу и всем святым.
Ада. Это очень вредно для ребенка. (Пауза.) Глупости, будто это для того, чтоб его не слышать, вовсе это тебе не помогает его не слышать, а если б даже и помогло и ты бы его не слышал, все равно у тебя что-то не то с головой.
Пауза.
Не верю я, что ты его слышишь. Ну а если и слышишь, что тут плохого, это же такой нежный, убаюкивающий звук, почему же тебе так противно? (Пауза.) А если тебе так противно, почему бы не держаться подальше? Зачем вечно сюда приходить? (Пауза.) Нет, у тебя что-то не то с головой, тебе надо показаться Холлоуэю, он ведь жив еще, да?
Пауза.
Генри (в бешенстве). Грохот, я хочу слушать грохот! Вот так! (Собирает гальку, берет два камня покрупней, трясет их в ладонях.) Камень! (Грохот.) Камень! (Грохот, крик «Камень!» и плеск разрастаются до предела, потом все обрывается. Пауза. Он бросает один камень. Слышно, как он падает.) Вот что такое жизнь. (Бросает второй камень. Слышно, как он падает.) А не это… (пауза) засасывание.
Ада. Почему — жизнь? (Пауза.) Почему — жизнь, Генри? (Пауза.) Есть тут кто-нибудь?
Генри. Ни одной живой души.
Ада. Так я и знала. (Пауза.) Когда мы мечтали побыть вдвоем, всегда кто-нибудь рядом оказывался. Теперь вот не надо и — пожалуйста, никого.
Генри. Да, ты всегда ужасно боялась, как бы тебя не застукали за нежной беседой. Малейший дымок на горизонте — и ты оправляешь платье и углубляешься в «Манчестер гардиан». (Пауза.) Ямка еще сохранилась.
Ада. Ямка? Да мало ли в земле ямок?
Генри. Та самая, где мы наконец-то впервые решились.
Ада. А-а, да, вроде вспомнила. (Пауза.) Здесь все так, как было.
Генри. Нет, не так. Я-то вижу. (Доверительно.) Все постепенно выравнивается! (Пауза.) Сколько ей теперь?
Ада. Я сбилась со счета.
Генри. Двенадцать? Тринадцать? (Пауза.) Четырнадцать?
Ада. Я правда не знаю, Генри.
Генри. Она у нас получилась не сразу. (Пауза.) Бились годами. (Пауза.) И в конце концов добились. (Пауза. Вздох.) В конце концов добились. (Пауза.) Послушай его, послушай! (Пауза.) Наверно, когда уж в него войдешь — легчает. (Пауза.) Мне, наверно, надо было пойти в торговый флот.
Ада. Это ведь только на поверхности так. Внизу — тишина, как в могиле. Ни звука. Весь день, всю ночь ни звука.
Пауза.
Генри. Я теперь хожу с граммофоном. Сегодня вот только забыл.
Ада. Никакого в этом смысла. (Пауза.) Никакого смысла нет стараться его заглушить. (Пауза.) Покажись Холлоуэю.
Пауза.
Генри. Пойдем на лодке покатаемся.
Ада. На лодке? А как же Адочка? Она ужасно расстроится, если придет и увидит, что ты пошел кататься на лодке без нее. (Пауза.) С кем это ты сейчас был? Перед тем как заговорил со мною?
Генри. Я хотел побыть с отцом.
Ада. А-а. (Пауза.) Это — всегда пожалуйста.
Генри. То есть я хотел сделать так, чтобы он побыл со мною. (Пауза.) Ты сегодня грубей, чем всегда, Ада. (Пауза.) Я как раз его спрашивал, видел он тебя когда-нибудь или нет, я не мог вспомнить.
Ада. Ну и?
Генри. Он мне больше не отвечает.
Ада. Наверно, ты его извел. (Пауза.) Ты при жизни его изводил, и сейчас изводишь, уже мертвого. (Пауза.) Приходит время, когда человек уже не может с тобой общаться. (Пауза.) Придет время, когда вообще никто не сможет с тобой общаться, даже совершенно незнакомые люди. (Пауза.) Ты останешься один на один со своим голосом, в целом мире не будет у тебя ни единого голоса, кроме твоего собственного. (Пауза.) Ты меня слышишь?
Пауза.
Генри. Не могу вспомнить, видел он тебя когда-нибудь или нет.
Ада. Он меня видел, и ты это знаешь.
Генри. Нет, Ада, я не знаю, ты уж прости, но я почти все забыл, что с тобою связано.
Ада. Тебя не было. Только мать и сестра. Я зашла за тобой, как уславливались. Чтоб вместе идти купаться.
Пауза.
Генри (с раздражением). Ну дальше, дальше! И что у людей за манера вечно останавливаться на полуслове!
Ада. Они не знали, где ты. Постель была не смята. Они все друг на друга орали. Сестра твоя кричала, что бросится со скалы. Отец встал и вышел, хлопнув дверью. Я ушла почти тут же, и я прошла мимо него. Он меня не видел. Он сидел на камне и смотрел на море. Не могу забыть его позу. И ничего ведь особенного. Ты тоже иногда так сидел. Может, именно в неподвижности этой все дело, он будто обратился в камень. Так я и не смогла разобраться.
Пьеса написана по-французски между октябрем 1948 и январем 1949 года. Впервые поставлена в театре "Вавилон" в Париже 3 января 1953 года (сокращенная версия транслировалась по радио 17 февраля 1952 года). По словам самого Беккета, он начал писать «В ожидании Годо» для того, чтобы отвлечься от прозы, которая ему, по его мнению, тогда перестала удаваться.Примечание переводчика. Во время моей работы с французской труппой, которая представляла эту пьесу, выяснилось, что единственный вариант перевода, некогда опубликованный в журнале «Иностранная Литература», не подходил для подстрочного/синхронного перевода, так как в нем в значительной мере был утерян ритм оригинального текста.
В сборник франкоязычной прозы нобелевского лауреата Сэмюэля Беккета (1906–1989) вошли произведения, созданные на протяжении тридцати с лишним лет. На пасмурном небосводе беккетовской прозы вспыхивают кометы парадоксов и горького юмора. Еще в тридцатые годы писатель, восхищавшийся Бетховеном, задался вопросом, возможно ли прорвать словесную ткань подобно «звуковой ткани Седьмой симфонии, разрываемой огромными паузами», так чтобы «на странице за страницей мы видели лишь ниточки звуков, протянутые в головокружительной вышине и соединяющие бездны молчания».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пьеса ирландца Сэмюэла Беккета «Счастливые дни» написана в 1961 году и справедливо считается одним из знамен абсурдизма. В ее основе — монолог не слишком молодой женщины о бессмысленности человеческой жизни, а единственная, но очень серьезная особенность «мизансцены» заключается в том, что сначала героиня по имени Винни засыпана в песок по пояс, а потом — почти с головой.
Имя великого ирландца Самуэля Беккета (1906–1989) окутано легендами и заклеено ярлыками: «абсурдист», «друг Джойса», «нобелевский лауреат»… Все знают пьесу «В ожидании Годо». Гениальная беккетовская проза была нам знакома лишь косвенным образом: предлагаемый перевод, существовавший в самиздате лет двадцать, воспитал целую плеяду известных ныне писателей, оставаясь неизвестным читателю сам. Перечитывая его сейчас, видишь воочию, как гений раздвигает границы нашего сознания и осознания себя, мира, Бога.