Пьесы - [17]
ГЕОРГ. Черт его знает, как их там звали. Надеюсь, эта книга тебя хоть чему-то научит.
ДАВИД. Спасибо тебе, Георг, большое-большое спасибо. Никогда не забуду этот подарок.
ЭЛИН. А что ты будешь делать со своими голубями. Давид?
ДАВИД. В каком смысле?
ЭЛИН. Тебе не кажется, что скоро их станет слишком много? По-моему, во время жары здесь стоит ужасны)! затхлый запах.
МАРТИН (раздраженно). Что с тобой?
ДАВИД.(Книга приводит его в ужас, он дрожит и чувствует слабость, которая снова вернется к нему позднее, но он уже не поймет, откуда это взялось. Он тотчас начинает вытеснять мысли о возможной причине.) Ничего… Ничего страшного.
ЭЛИН. Ты пьешь слишком много кофе.
МАРТИН. Да, но это мы виноваты… Помню, как бабушка давала тебе кофе, когда тебе был всего один год. Ты сидел у нее на коленях и прихлебывал кофе. Она так любила тебя.
ДАВИД. Неправда! Подлые враки! Я всегда убираю за ними.
>МАРТИН насвистывает «Wonderful, wonderful Copenhagen».
ЭЛИН. Ну что тебе за радость от них?
ДАВИД. Дождь все дерьмо смывает. Я имею в виду с крыши.
ЭЛИН. Ночью сверкала молния.
МАРТИН. Сегодня ночью?
ЭЛИН. Ты ведь не лег спать, как обещал?
ДАВИД. О чем ты? Вчера я пошел спать и лег под утро.
ЭЛИН. Если у тебя проблемы со сном, позволь Мартину дать тебе таблетку.
ГЕОРГ. Никаких проблем не было бы, если б он днем делал что-то полезное.
МАРТИН. Тебе было сложно уснуть, еще когда ты был младенцем. Я укачивал тебя ночи напролет. В конце концов мы отвезли тебя в больницу, где тебя научили засыпать.
ГЕОРГ. Неужели поговорить больше не о чем?
ДАВИД. А как насчет торта?
МАРТИН. Какого торта?
ДАВИД. Ну того, дурацкого, со взбитыми сливками.
МАРТИН. Дурацкого? Ведь он всегда тебе нравился!
ДАВИД. А теперь разонравился.
ЭЛИН. Не придумывай, ты всегда обожал торт со взбитыми сливками.
>МАРТИН достает сигареты и золотую зажигалку.
Куда ты собрался?
>МАРТИН направляется в свою стеклянную будку.
Неужели нельзя хоть минуту побыть вместе с нами? Обязательно надо забиться в какой-нибудь угол? Останься. Куда ты спешишь?
МАРТИН (кашляет). Просто хотел просмотреть заказы.
ЭЛИН. Боже мой, но сегодня же еще только девятое мая!
МАРТИН. Знаю, знаю. Но у меня еще не просмотрены заказы за предыдущие дни. Сама потом будешь ругаться: что у тебя тут творится? Не видишь?
ЭЛИН. Что ответили с пивоварни?
>МАРТИН качает головой.
Покачали головой?
МАРТИН. Можно сказать, что так.
ЭЛИН. Согласились?
МАРТИН. Вот, сама прочитай. (Протягивает ЭЛИН письмо.)
ЭЛИН (читает). И что теперь делать?
МАРТИН. Понятия не имею. Даже не спрашивай. Не знаю, что делать. От меня тут уже мало что зависит. Время ушло.
ЭЛИН. Какое бессовестное письмо! Почему ты не написал им раньше? Они не могут просто взять и послать тебя к черту! Мы ведь всегда аккуратно погашали долг.
МАРТИН. Им на это наплевать.
>Пауза.
Им наплевать, что с нами будет! Я могу выложить восемь тысяч, а после этого остаться ни с чем. Больше у меня нет ни копейки…
ЭЛИН. А как же Шмидт?
МАРТИН. Никогда. Ни за что на свете. Даже не проси.
ЭЛИН. Почему нет? Тебе надо поговорить с ним.
МАРТИН. Я сказал, никогда! Только через мой труп.
ЭЛИН. Вместо того чтобы сидеть здесь и закупать еду и спиртное, когда у нас тут ни одного посетителя.
МАРТИН. Я не пойду к нему на поклон! Слышала, что я сказал?
ЭЛИН. Хватит кричать.
МАРТИН. Есть границы тому, что можно сделать, не теряя… Не теряя…
ЭЛИН. А вот и нет. Только не в твоем случае.
МАРТИН. Не могу я, черт бы тебя побрал!
ГЕОРГ. Не кричи.
МАРТИН. А ты не лезь, тебя это не касается.
ГЕОРГ. Почему ты не решаешься попросить Шмидта?
МАРТИН. Не решаюсь? Думаешь, я чего-то боюсь?
ЭЛИН. Ведь у него столько денег, что он может вообще за себя не платить.
МАРТИН. Это наш лучший клиент. Как, по-твоему, будет смотреться, если я заявлюсь к нему и попрошу в долг? Понимаешь? Ты ни капли не смыслишь в том, как надо себя держать.
ГЕОРГ (злобно хохочет). Что? Держать себя? А как он здесь наблевал, помнишь? Хорошо он тогда себя держал?
МАРТИН. Говори что хочешь.
ЭЛИН. Вчера он досидел тут до половины одиннадцатого. Он приподнял край скатерти и блеванул на клеенку. А затем опустил скатерть обратно, аккуратненько разгладил ее и поставил на место вазу с цветами и пепельницу.
МАРТИН. Вот это хамство… Кто его обслуживал?
ЭЛИН. Агнета.
ГЕОРГ. А помнишь, как на прошлой неделе он так нажрался, что Бергрен не решился даже домой его отвезти. Его положили в седьмом номере, и там он то же самое сделал: заблевал всю постель, а потом накрыл ее одеялом и покрывалом и ушел домой. Представляю, какие там цветочки наутро выросли.
МАРТИН. Да, такого я еще не слышал. Почему мне не рассказали?
ЭЛИН. Пусть оплатит хотя бы счета из прачечной.
МАРТИН. Ну и свинья этот Шмидт.
ДАВИД. Не сдавайся, пап. Нет ничего хуже, чем смириться и опустить руки. Испробуй свои силы!
МАРТИН (вздыхает). Если и справимся, то придется сократить штат, а мать против.
ЭЛИН. Зарплаты персоналу — это не главная статья расходов.
ГЕОРГ. А по-моему, сократить надо Давида.
МАРТИН. Прошу тебя, не начинай.
ГЕОРГ. Ты за то, чтоб он тут шатался с наглым видом все лето? Тогда я отсюда съезжаю. (К ЭЛИН.) Ты меня, наверное, не слышишь. Или ты заставишь его устроиться на работу, или я отсюда съезжаю.
Семейный микрокосмос глазами дочери, которая в день свадьбы кончает с собой. Она возвращается как дух, чтобы понять причины своего жизненного фиаско.
В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.