Пьесы - [68]
С о н ь к а. Выходи за Иртыша. Он большой плюс красивый!
Л ю б к а (задумчиво). Плюс, минус, плюс… Не-ет, Сонечка, подожду. Я переменчивая. Выйду за хорошего, а потом встречу еще лучше. Тогда как?
С о н ь к а. Пустяки! Развод — и снова загс!
Л ю б к а (смеется). А вот так я тоже не умею, Сонечка.
М а ш а (в ужасе). Что это вы говорите?! И так просто? Я прямо не знаю… Об этом разве…
Л ю б к а. Можно, Маша, можно говорить об этом и нужно. (Хватает Соньку за руку.) А ну говори сразу: в кого влюбилась и почему?!
С о н ь к а. Ой! Сумасшедшая! Я испугалась!
Л ю б к а (смеется). Значит, влюбилась.
М а ш а. Ей Олег нравится. А что, он хороший, правда ж, Соня?
С о н ь к а. Олег тоже мне нравится, но только с идейной стороны, а так — нет.
М а ш а. Непонятно.
Л ю б к а (смеясь). Как Соня, «так»? Ты, Сонечка, скажи прямо по совести, тебе всяк нравится, кому ты сама приглянулась, факт?
С о н ь к а (обиделась). Что же выходит, что меня только помани?
Л ю б к а. Точно схватила мою мысль! (Хохочет.)
С о н ь к а. У-у! Закатилась! Дура с тихого Дона…
Любка продолжает хохотать. Сонька начинает громко петь, заглушая смех Любки. Свет гаснет и зажигается на мужской половине. Песню Соньки и смех Любки вытесняют звуки аккордеона, на котором играет Леня.
Л е н я (прервав игру). Ну, давай, давай же наконец твои новые слова!
П е т я (напряженно смотрит в потолок). Сейчас, Леня, сейчас. Во, нашел! «Домна, домна молодая… комсомольская ты…» (Замолчал.)
Л е н я. Что? «Комсомольская ты» — что, Петя?
П е т я. Не торопись, я додумаю, найду. А ты давай пока музыку на эти две строки.
Л е н я (пожимая плечами). Пожалуйста. (Играет на мотив «Стеньки Разина» и поет.) «Домна, домна молодая-я! Комсомольская ты…» Что-о-о?
П е т я. Леня, мы же договорились: новые слова — новая музыка.
Л е н я. А из твоих слов, Петя, у меня почему-то вытекает старая музыка. Ты же, как поэт, даешь мне задания, ритм, тему.
П е т я. Хорошо, сейчас будет совершенно новая тема и абсолютно новые ритмы.
Л е н я. И еще просьба, Петя, чтобы рифма тоже была… хотя бы старая. Ладно?
П е т я. Ладно. (Задумывается.) Тема такая. «Одинокая домна в степи».
Л е н я. А почему одинокая? Во-первых, мы монтируем уже вторую, а по семилетнему плану их будет четыре. Искажение жизни, Петя.
П е т я (умоляя). Ну, Леня.. Это же художественный образ. Одинокая домна — хорошо. Только ты, пожалуйста, не играй «Одинокая бродит гармонь». Ладно?
Л е н я. Ладно. Давай ритм.
П е т я. Так, значит. (Глядит в потолок.) «В степи стояла… домнушка…»
Л е н я (еле удерживаясь от смеха). Во, во! Тут уже кое-что есть. (Играет на мотив «В лесу родилась елочка» и поет.) «В степи стояла домнушка-а… В степи она росла-а…» Свеженькие слова. Так и тянет на новую музыку.
П е т я. Понятно, Леня, ты издеваешься…
Л е н я. Исписался ты, Петя, исписался!
П е т я (обиделся). Я прекращаю с тобой соавторство!
Л е н я. Напугал! Двадцать раз уже прекращал. Ты вот что, Петька, брось-ка мучить эту домну. У тебя что-то с ней не получается. Про Иртыша давай! Воспоем трудовой подвиг Романа Иртышева! (Указывая на спящего Иртыша.) Во какой богатырь раскинулся! Сравни нашего Иртыша с образом могучей сибирской реки, вверни пару слов насчет Ермака Тимофеевича. Свяжи это с орошением степи. Могучая река — могучий человек! У тебя это пойдет!
П е т я (мрачно). Про Иртыша не пойдет.
Л е н я. Почему — он же богатырь…
П е т я. А я люблю обыкновенных.
Л е н я. Смотри, Петя, наш бригадир не любит, когда о его славных делах умалчивают поэты!
П е т я. Пусть себе найдет другого поэта.
Л е н я. Да ты что, Петька? Бунтовать?!
П е т я (кричит). А ты не кричи на меня!
М а ш а (входя, зашипела на ребят). Ребята, вы с ума сошли?! Вы же знаете, почему он спит?!
П е т я (тоже шепотом). Дорогая Ромашка, мы же к вечеру самодеятельности…
М а ш а. Идите в красный уголок, да и…
Л е н я. В красном уголке нетворческая обстановка. Там ребята так забивают «козла», что Петя вместо новых слов понесет несусветную ахинею.
М а ш а. Идите в коридор — там около титана ваша творческая обстановка. Идите, идите, идите! (Выталкивает их, а сама подходит к спящему Иртышу, ласково смотрит на него.) Маленький мой. Очень устал, да? (Осторожно стаскивает с него сапоги и, сорвав одеяло с другой кровати, заботливо укрывает Иртыша.)
И р т ы ш (не просыпаясь). А-а-а… Спасибо, Люба, ты хороший товарищ… (Продолжает спать.)
М а ш а (шепотом). Это не Люба. Это я — Маша. (Чуть не плача.) Маша я…
Свет перемещается на женскую половину. С о н ь к а, уже одетая, собирается уходить, а Л ю б к а все так же лежит на своей кровати, продолжая мечтать.
Л ю б к а. А у Олега глаза синие-синие, как небо, и нежная девичья улыбка. Заметила, Сонечка?
С о н ь к а. Выбирай, выбирай!..
Л ю б к а. Куда ты, Соня?
С о н ь к а (сердито). Мне пора кормить людей ужином! (Уходит.)
Л ю б к а. Сонька! Подожди, не сердись. Я же пошутила!
Сонька ушла, хлопнув дверью.
«Дура с тихого Дона…» (Улыбается.) Хорошо сказанула. В точку. Дура? Нет, девоньки мои, Любка не дура. Любка видела людей… Любка в свои двадцать пять уже хватила лиха…
Свет перемещается.
С о н ь к а (проходя, увидела стоящую у кровати Иртыша Машу)