Пьесы - [23]

Шрифт
Интервал


ЛЮБКА.


Работа любит кого-то,

Но не наш женский род.


КОШКА.


А пехоту.


Любка, отдохнув, идёт готовить: варит, жарит, передвигает чугунки на печке. После снова плюхается на лавку. Замечает лестницу.


ЛЮБКА.


Наварила, наготовила и в гроб.

Ой, а это что за чёрт?


КОШКА.


Он лестницу и приволок.

Сказал, мол, чудо-лесенка,

лесенка-чудесенка.


ЛЮБКА.


А ещё чего сказал?


КОШКА.


Ничего, спать убежал

за мою родную печь,

из-за него там негде лечь!


Любка ходит вокруг лестницы, раздумывает.


ЛЮБКА.


Что за чудо-лесенка,

лесенка-чудесенка?

Я по лесенке пойду,

прямо к господу приду,

Приду к богу на порог

и узнаю жизни срок.


КОШКА.


(зрителям)


Чёрт совсем скрутил ей мозг.


(Любке)


Не забудь с собой взять воск!


ЛЮБКА.


А воск зачем иль для чего?


КОШКА.


Покапай в облако его:

что воск вылепит тебе,

то и будет по судьбе!


Любка взяла собой спички, церковную восковую свечку, плюнула, дунула и полезла вверх по лестнице. Кошка ложится спать на лавку.


ЛЮБКА.


Ох, крута как лесенка,

лесенка-чудесенка.


Любка залезает на небо, оглядывается по сторонам, видит Падшего Ангела.


ЛЮБКА.


Здравствуй, добрый старичок.

Ты не мой ли мужичок?


Падший Ангел хитро щурится, надевает невероятно огромные очки, разглядывает Марусю.


ПАДШИЙ АНГЕЛ.


Я то? Бог. А ну слезай!

Рано, дева, тебе в рай.


Любка удивленно разглядывает Падшего Ангела.


ЛЮБКА.


А я бога и ищу.

Непохож. Ну уж прощу.

Мне назад никак нельзя,

у меня горит судьба!


ПАДШИЙ АНГЕЛ.


(не переставая жевать)


Это что за бабий бунт?

Нет, не место девкам тут!


ЛЮБКА.


Не уйду, ты так и знай!

Не на твой я каравай.

У меня добра полно:

забито зёрнышком гумно.

До тебя другое дело:

говорят, я перезрела.

Замуж мне идти иль как,

может, трошки подождать?


Падший Ангел от удивления перестаёт кушать.


ПАДШИЙ АНГЕЛ.


А вот это интересно,

ты у нас чи ни невеста?


Любка смущённо отмахивается.


ЛЮБКА.


Скажи, скажи мне, боженька,

только осторожненько:

сколько мне осталось жить,

сколько в девушках тужить?

Только, милый боженька,

не скажи мне ложненько!


Падший Ангел охает, вздыхает и недолго думая, врёт.


ПАДШИЙ АНГЕЛ.


Ты не бабою помрёшь,

а в сидя в девках, отойдёшь!


Любка ойкает, всплёскивает руками и в страхе спускается вниз.


ЛЮБКА.


Ой бяда, бяда, бяда!

Зачем залезла я сюда?

Вниз спущусь по лестнице,

мне больше ни невеститься!


Любка оказавшись на полу своей хаты, убирает лестницу в дальний угол. Из-за печки высовывается чёрт и хихикает.


ЧЁРТ.


Ишь ты, ни невестится,

так бог от тя открестится!


Любка берётся за веник и подметает пол. Часы бешено бегут / зритель должен понять, что прошёл год-другой /. Стук в дверь. Входит Михей с букетом цветов.


МИХЕЙ.


Ходят слухи… Может, хватит

девушке одной гулять.

Не я ли тот мужик прекрасный,

что готов тебя прибрать?


ЛЮБКА.


В девках я помру, к другой

поскорее уходи,

не стой у бога на пути!


Любка веником прогоняет Михея из дома. Михей уходит, кинув букет на пол. Любка подбирает букет, ставит его в вазу, включает радио, садится за стол, подпирает рукой голову — печалится и мечтает. Из радио звучит «Песенка про Любашу».


ПЕСЕНКА ПРО ЛЮБАШУ


Как играла на дудочке

наша девочка Любочка,

наша девочка Любочка

играла на дудочке,

а за девочкой Любочкой

журавли да цапли,

и росинки капали.

«День, день, дребедень, —

пела, пела дудочка

в руках, губах у Людочки —

Дзень, дзень!»

Через пень,

через пень и кочку.

— Ах ты, наша дочка,

куда ж ты побежала,

куда, куда позвала

журавлей да цапель?

— Я, отец, на паперть,

я, маманька, в монастырь,

мне бел свет уже не мил!

Пойдёт Люба умирать, умирать,

позабыв отца и мать,

а за нею журавли, журавли

всё: «Курлы, курлы, курлы.»

А за нею цапли:

«Не хотим на паперть,

не хотим в монастырь,

Люба, Люба, не ходи!»

Люба, Люба, Любушка

девушка, голубушка,

брось проклятую дуду,

а то я с тобой пойду

в монастырь, на паперть.

Будет папа плакать,

начнёт мать по мне рыдать,

завалившись на кровать.

Не ходите вы туды,

куды богу нет пути,

куда нету ходу

даже пешеходу,

пешеходу смелому,

судьбу который делает

само-само-самостоятельно!

Какая у нас плакательная

песня получается.

Терпение кончается

у нашего народа:

«Иди за пешехода

ты, Любаша, замуж —

тридцать лет, пора уж!»


Стрелка на часах бешено бежит.


Картина вторая


Вся обстановка та же самая.

Все герои на своих местах. Изменение только одно — Любка состарилась.


ЛЮБКА.


(вздыхая)


Так я жила десятки лет,

соблюдая свой обет.

Год идёт, другой проходит.

Уж какой жених уходит

с распечальной головой.


КОШКА.


Постучался дед седой.


В дверь хаты стучится Михей.


МИХЕЙ.


Двери, старая, открой!


Любка, не узнав в Михее своего жениха, впускает его в дом, садит за стол, равнодушно угощает, чуть ли не кидая в него тарелки.


ЛЮБКА.


Подала я деду обед,

рассказала свой навет.

Дед печально кушал,

вроде бы, не слушал.


Михей встаёт из-за стола.


МИХЕЙ.


Потом встал да и сказал:

иди в погреб, доставай

лесенку-чудесенку,

хватит куролесить тут!


ЛЮБКА.


Я за лестницей сходила,

её к небу прислонила,

хмыкнула: «Да полезай,

помирать мне не мешай!»


Михей лезет вверх по лестнице.


МИХЕЙ.


Я кряхтя, да и полез.


ЛЮБКА.


Что ты, богу кака честь!

Эй, а спросишь то чаго

ты у бога самого?


МИХЕЙ.


Я чаго? А я ничё,

я за смертью. Ты чего?

Смерти ждала — полезай!


ЛЮБКА.


Дед, с судьбою не играй!

Мне тут сказано сидеть

да в окошко всё глядеть.


МИХЕЙ.


Бабам чё ни скажешь, верят!

Кто ж те жизню так отмерит?

Бог, он любит ткань холщё,


Еще от автора Инна Ивановна Фидянина-Зубкова
Сахалинские каторжанки

Воспоминания о семье и детстве автора. Все имена и фамилии в точности соответствуют реальным людям. Короткими и забавными миниатюрами рассказывается о детстве маленькой девочки, рождённой в 1970 году в СССР, на далёком острове Сахалине в посёлке Мгачи.


Маша в хрущёвскую оттепель

Прошло два, три, а может и все пять лет. Выросла Маша большая-пребольшая, стала ни с того, ни с сего о прошлом задумываться. И поняла, что дед у неё – говно! И причём уже давно. Думала Маша, думала: как же деду отомстить? И придумала. Вспомнила она самовар глянцевый медный, дедом Морозом ей подаренный, на который дед с бабкой позарились и себе оттяпали.«Пойду, верну свой самовар себе обратно!» – решила Маша и пошла.Идёт и снова думу думает: «Самовар то я заберу, а как же бабушка? Она у меня хорошая; привыкла я у неё чай пить.