Пьесы - [13]

Шрифт
Интервал

СТАРИК ЛЕСОВИК — ведун, лесной дедушка.

МЕДВЕДИ — двое мужчин в медвежьих шкурах.


Женские


ЗАБАВА ПУТЯТИЧНА — дева-птица, царица, супруга царя Николая.

БАБА ЯГА — в третьей картине: это Змей Горыныч, превратившийся в бабку Ёжку; в пятой картине настоящая Баба Яга.

СИВКА — лошадь Добрыни Никитича, женщина в костюме лошади.


Неодушевлённые


КИТ — млекопитающее из картона, на спине деревня с людьми, голос мужской.

БОГ — лицо старика с белой бородой из картона, голос мужской.

ВОРОН — птица /игрушка или картон/, голос мужской.

ЛЕБЕДЬ — птица /игрушка или картон/, голос женский.

ГОЛУБЬ — птичка /игрушка или картон/.

БЕЛКИ И ЗАЙЦЫ — зверята /игрушки или картон/.

БЕС — мужской голос с неба.


Действие первое


Картина первая


Москва, царский дворец, утро.

Левая, большая часть сцены: царские палаты с кроватью, ширмой и длинный стол, ломящийся от еды.

Царь лежит на кровати в пижаме и ночном колпаке; потягивается, встаёт, садится на край кровати, тоскливо оглядывается по сторонам, одевается и причитает. За столом сидит Скоморох.

Разделительная черта: двери.

Правая, меньшая часть сцены: прихожая.

В прихожей толпятся бояре, крестьяне и подглядывают в дверную щель за Царём.


СКОМОРОХ.


Во стольном граде, сто раз оболганном, в Московии далёкой, за церквями белокаменными да за крепостями оборонными, жил да правил, на троне восседал царь-государь Николай Хоробрый, самодур великий, со своей изюминкой, в общем, но дюже добрый: народу поблажку давал, а на родных детях отрывался.


ЦАРЬ.


И была у царя супружница — молодая царица свет Забава Путятична красоты неписаной, роду княжеского. А с каких краёв — никто не помнил, а может и помнить было не велено.


КРЕСТЬЯНЕ.


И слух пошёл по всей земле великой

о красоте её дикой:

то ли птица Забавушка, то ли дева?

Но видели, как летела

она над златыми церквями

да махала руками-крылами.


БОЯРЕ.


Мы царю челобитную били:

голубушку чуть не прибили.

Приструни, Николаша, бабу,

над церквами летать не надо!


Царь кашляет от неожиданности.


ЦАРЬ.


Я отвечал на это:

наложил на полёты б я вето,

но как же бабе прикажешь?

Осерчает, потом не ляжешь

с ней в супружеско ложе —

она же тебя и сгложет.


БОЯРЕ.


Вот так и текли нескладно

дела в государстве. Ладно

было только за морем,

но и там брехали: «Мы в горе!»


ЦАРЬ.


Впрочем, и у нас всё налаживалось.

Забава летать отваживалась

не над златыми церквями,

а близёхонькими лесами.


КРЕСТЬЯНЕ.


Обернётся в лебедя белого

и кружит, кружит. Ух смелая!

Она нам машет крылами.

Мы б так хотели и сами.


БОЯРЕ.


А мы летать крестьянам запрещали;

розгами, плетью стращали

и говорили строго:

побойтесь, холопы, бога!


КРЕСТЬЯНЕ.


Мы бога привычны бояться,

он не давал нам браться

ни за топор, ни за палку.

Вот и ходи, не алкай,

да спину гни всё и ниже.

Не нами, то бишь, насижен

род купеческий, барский,

княжий род и конечно, царский.


ЦАРЬ.


Ну, оно то оно — оно!

Но если есть в светлице окно,

то сиганёт в него баба, как кошка,

полетает ведьмой немножко,

да домой непременно вернётся.

А что делать то остаётся

мужу старому? Ждать

и в супружеском ложе вздыхать.


(выглядывает в окно)


Вот и забрезжил рассвет,

а её проклятой всё нет.

Напущу закон на жену:

не пущу её боле одну!


КРЕСТЬЯНЕ.


«Пущу не пущу» — на то царская воля.

А наша мужицкая доля —

по горкам бегать,

царевну брехать.

Но в руки она не даётся.

Поди, ведьмой над нами смеётся,

сидя где-нибудь под кусточком?

Оббегали мы все кочки.

Нет, не сыскали девку.


Царь зовёт Бояр колокольчиком. Бояре и Крестьяне вваливаются гуртом, выламывая двери. Царь гневится.


ЦАРЬ.


Вы спали что ли, у порога?

Где моя недотрога?


БОЯРЕ.


Ведать не ведаем, знать не знаем.

Чёрта послали, шукает.


Все садятся за стол, затеяли пир, ждут чёрта. Появляется чёрт, отряхивается, бурчит, садится за стол, ест. Один из Бояр достаёт бересту, перо, пишет.


ЧЁРТ.


По лесу рыскать надоело,

до чёрта ёлок колючих и елей!


СКОМОРОХ.


Все выпили с горя, поели,

песни запели протяжные.

Посол грамоту пишет бумажную

на заставушку богатырскую.


БОЯРЕ.


(читают грамоту)


Так и так, мол, силу Добрынскую

нам испытать бы надо.

Пропала царская отрада —

Забава Путятична легкомысленна.

Долеталась птичка, видимо.

Приходи, Добрынюшка, до Москвы-реки,

деву-лебедь ты поищи, свищи.

Точка, подпись стоит Николашина,

а кто писарь — не спрашивай!


Крестьяне свистят прилетает Голубь, к нему привязывают берестяную грамоту. Голубь улетает.


СКОМОРОХ.


Свистнули голубка могучего самого,

на хвост повесили грамотку сальную

и до Киева-града спровадили.


ЧЁРТ.


Чёрт хмельной говорил: не надо бы!


БОЯРЕ.


Но дело сделано, сотоварищи.

Пока голубь летел до градищи,

мы по болотам рыскали,

русалок за титьки тискали,

допрашивали их строго:

где царская недотрога?


КРЕСТЬЯНЕ.


А результат был отрицательный,

русалки плодились. И богоматери,

на иконках не помогали.

Малыши русалочьи подрастали,

шли дружиной на огороды:

«Хотим здесь обустроить болото!»


БОЯРЕ.


От вестей таких мы заскучали,

пили, ели, Добрынюшку ждали,

и отцовство признавать не хотели,

дескать, зачатие не в постели.


СКОМОРОХ.


Николай хотел было рехнуться,

но квасу выпил, в молодого обернулся

и издал такой указ.


ЦАРЬ.


На русалок, мужичьё, не лазь!

К водяному не стоит соваться,

а с детьми родными грех драться.

Посему, дружину ту вяжем

/войско царское обяжем/,


Еще от автора Инна Ивановна Фидянина-Зубкова
Сахалинские каторжанки

Воспоминания о семье и детстве автора. Все имена и фамилии в точности соответствуют реальным людям. Короткими и забавными миниатюрами рассказывается о детстве маленькой девочки, рождённой в 1970 году в СССР, на далёком острове Сахалине в посёлке Мгачи.


Маша в хрущёвскую оттепель

Прошло два, три, а может и все пять лет. Выросла Маша большая-пребольшая, стала ни с того, ни с сего о прошлом задумываться. И поняла, что дед у неё – говно! И причём уже давно. Думала Маша, думала: как же деду отомстить? И придумала. Вспомнила она самовар глянцевый медный, дедом Морозом ей подаренный, на который дед с бабкой позарились и себе оттяпали.«Пойду, верну свой самовар себе обратно!» – решила Маша и пошла.Идёт и снова думу думает: «Самовар то я заберу, а как же бабушка? Она у меня хорошая; привыкла я у неё чай пить.