Пестель - [40]

Однако в делах тайного общества Муравьев и Бестужев-Рюмин отнюдь не составляли единого целого. Между ними существовали и политические разногласия: Муравьев не одобрял радикализма своего друга по вопросу о судьбе императорской фамилии. В 1823 году Бестужев, вняв убеждению Пестеля, дал согласие на «убиение» императора, Муравьев же долго противился этому. Не нравилась Муравьеву и бестужевская решительность при решении вопроса о судьбе цесаревича Константина. Когда Бестужев-Рюмин, исполняя отданный «именем Директории» приказ Пестеля, стал требовать от поляков «немедленного истребления цесаревича», Муравьев заметил своему другу: «Зачем хочешь ты взять на себя преступления другого народа, не довольно ли уже того, что мы вынуждены были согласиться на смерть императора?»

Функции Сергея Муравьева в Южном обществе коренным образом отличались от тех, которые исполнял Бестужев-Рюмин. Муравьев не был оратором и агитатором, не умел произносить пламенных речей; переговорный процесс с кем бы то ни было мало его интересовал. «Русский Риего», он мечтал о немедленной революции, готовил эту революцию, разрабатывал конкретные планы вооруженного выступления. И здесь Бестужев-Рюмин действительно был в курсе всех его приготовлений и являлся его верным помощником. Но при этом в деле непосредственной подготовки революции он не был ни инициатором, ни главным исполнителем.

* * *

Отношения Бестужева-Рюмина с Пестелем были не столь близкими, как с Сергеем Муравьевым. Но до самого разгрома заговора Бестужев поддерживал с Пестелем деловые связи.

На следствии Бестужев-Рюмин показывал: «Пестель был уважаем в обществе за необыкновенные способности, но недостаток чувствительности в нем было причиною, что его не любили. Чрезмерная недоверчивость его всех отталкивала, ибо нельзя было надеяться, что связь с ним будет продолжительна. Все приводило его в сомнение; и через это он делал множество ошибок. Людей он мало знал. Стараясь его распознать, я уверился в истине, что есть вещи, которые можно лишь понять сердцем, но кои остаются вечною загадкою для самого проницательного ума».

Эта цитата позволяет сделать вывод: Бестужев действительно хорошо «распознал» лидера южан, как «распознал» он и поляков, и «славян», и своего полкового командира. В отличие от многих не слишком проницательных современников, он не обвиняет Пестеля в бонапартизме. Он говорит о другом: доверчивый романтический век диктует человеку соответствующую линию, манеру поведения. Человеку недостаточно «чувствительному», недоверчивому скептику невозможно рассчитывать на благоприятное мнение о себе. Однако, как свидетельствуют бестужевские показания, сам он относился к Пестелю не так, как «все».

1823, 1824 и 1825 годы — время постоянных контактов Бестужева и Пестеля. Именно на Бестужева-Рюмина была возложена ответственная роль связного между Васильковской управой и Директорией. Взаимная неприязнь Пестеля и Муравьева была известна «всему обществу», Муравьев свое негативное отношение к южному директору даже не пытался скрывать. И во многом благодаря позиции Бестужева между ними не произошло окончательного разрыва. Пестель был и остался для Бестужева-Рюмина безусловным и авторитетным лидером, мнением которого он очень дорожил.

Характеризуя поведение в заговоре Сергея Муравьева, Бестужев показывал, что «чистота сердца», наряду с бескорыстием его друга, «была признана всеми его знакомыми и самим Пестелем». При этом он отмечал, что своими «отношениями» с Пестелем погубил Муравьева-Апостола: «как характера он не деятельного и всегда имел отвращение от жестокостей, то Пестель часто меня просил то на то, то на другое его уговорить». Как очень точно заметил впоследствии князь Трубецкой, Бестужев принял «мысли Пестеля», стал сторонником его политических взглядов и методов руководства тайной организацией.

Из показаний Бестужева-Рюмина не видно, что он был в чем-то не согласен с «Русской Правдой», содержание которой знал очень хорошо и довольно точно излагал. При этом Бестужев полагал, что далеко не все современники готовы разделить подобные взгляды. Людей надо убеждать, а для убеждения хороши все средства, даже и не вполне честные. Судя по ходу и итогам его организаторской деятельности, эту истину он усвоил очень хорошо.

* * *

Однако доверительные отношения Пестеля с Бестужевым-Рюминым не смогли остановить развал Южного общества. В 1824 году были прерваны контакты между Васильковым и Каменкой. Причины носили личный характер: отец Бестужева-Рюмина запретил ему жениться на племяннице Василия Давыдова, Екатерине Бороздиной. При этом, исполнив волю отца и отказавшись от женитьбы, Бестужев тем самым скомпрометировал ни в чем не виноватую молодую девушку. Следствием этого факта стала ссора Давыдова с Муравьевым и Бестужевым. В результате руководители двух управ «разошлись неприятно» и прекратили между собой все «сношения», в том числе и конспиративные.

В том же, 1824 году Муравьев и Бестужев «разошлись неприятно» и с князем Сергеем Волконским. Васильковские руководители, горевшие жаждой немедленной революционной деятельности, написали письмо к членам Польского патриотического общества — с просьбой устранить в случае начала революции цесаревича Константина Павловича, наместника русского царя в Польше.