Пестель - [38]

«Сепаратные настроения» Васильковской управы были для Пестеля тем чувствительнее, что, кроме убеждения, никаких способов влияния на Муравьева-Апостола у него не было. И по службе, и по положению в тайном обществе Васильковский руководитель был совершенно независим от него. Черниговский пехотный полк, в который Муравьев-Апостол попал после известной «семеновской истории», не имел никакого отношения ко 2-й армии и входил в состав 3-го пехотного корпуса 1-й армии. Хотя Сергей Муравьев был по возрасту на три года моложе Пестеля, его конспиративный стаж был на несколько месяцев большим. Влияние Муравьева-Апостола в Южном обществе оказалось вполне сравнимым с влиянием Пестеля. Васильковская управа отличалась от прочих тем, что в ней состояло несколько полковых командиров и штаб-офицеров, которые, казалось, вполне могли рассчитывать на свои войска в случае начала революции.

* * *

Единственной нитью, связывающей Директорию с Васильковской управой, был подпоручик Михаил Бестужев-Рюмин. В 1822 году, когда он вступил в Южное общество, ему исполнился всего 21 год.

В ранней юности Бестужев-Рюмин хотел стать дипломатом и потому в 1818 году экстерном сдал экзамены за курс Московского университета. Но дипломатической карьеры не получилось: отец, отставной городничий маленького уездного города Горбатова, хотел видеть сына военным. В том же году Бестужев-Рюмин снова экстерном сдал экзамены — на этот раз за курс Пажеского корпуса — и был определен в гвардию. Однако военной карьеры не получилось тоже: после «семеновской истории» он, тогда подпрапорщик Семеновского полка, был переведен тем же чином в армейский Полтавский полк, входивший, как и Черниговский полк, в состав 3-го пехотного корпуса 1-й армии. Только в армии он получил наконец первый офицерский чин.

Зато молодому офицеру удалось сделать блистательную карьеру заговорщика. На первых порах ему пришлось нелегко: члены Южного общества, которые почти все были старше, приняли его в штыки. Эта враждебность чувствуется и в их показаниях на следствии, и в позднейших мемуарах. Михаил Орлов показывал: «Бестужев с самого начала так много наделал вздору и непристойностей, что его к себе никто не принимает». Иван Якушкин в воспоминаниях скажет, что Бестужев-Рюмин был «взбалмошный и совершенно бестолковый мальчик», «странное существо»; «в нем беспрестанно появлялось что-то похожее на недоумка». Сын декабриста Евгений Якушкин, со слов отца, и вовсе назовет Бестужева «дураком».

Однако «дурак» и «взбалмошный мальчик» очень быстро заставил считаться с собою умных и рассудительных старших коллег по заговору. Выяснилось, что среди заговорщиков появился новый яркий лидер. Друг Сергея Муравьева, имевший на него немалое влияние, он в то же время сумел добиться уважения и доверия Пестеля. В Южном обществе Бестужев-Рюмин стал известен как неутомимый агитатор, пламенный оратор, зажигавший своими экзальтированными речами немалые аудитории, в том числе и изначально враждебно настроенные. Правилам ораторского искусства его еще в детстве научил Алексей Мерзляков — профессор Московского университета, автор знаменитого в свое время учебника риторики, выдержавшего несколько изданий. Мерзляков был одним из домашних учителей Бестужева-Рюмина.

В 1823 году Пестель, предупредив начинающего конспиратора о возможности получить «несколько пуль в лоб», если тот решится на предательство, поручил ему первое серьезное задание — вести (вместе с Сергеем Муравьевым) переговоры с Польским патриотическим обществом о совместных действиях. Переговоры эти Бестужев провел сам: Сергею Муравьеву они были неинтересны.

Собственно, платформа для объединения обществ была. Согласно «Русской Правде», Польша в случае победы русской революции получала независимость, а независимость поляки считали главной целью своего заговора. «Должна Россия даровать Польше независимое существование», — гласил программный документ Южного общества. Однако на практике польская независимость означала отторжение от России немалых территорий. И многие члены русского тайного общества оказались к этому не готовы. Тот же Михаил Орлов, узнав о переговорах, сказал Бестужеву: «Вы сделали вздор и разрушили последнюю нить нашего знакомства. Вы не русский; прощайте».

Бестужева-Рюмина это не остановило. Похоже, он считал, что независимость Польши — не слишком высокая цена помощи поляков при подготовке и проведении русской революции.

Переговоры с Польским патриотическим обществом проходили успешно. Выполняя данное ему поручение, Бестужев предложил полякам заключить устный договор, текст которого он представил для окончательного утверждения в Директорию. Согласно этому договору, Польше предоставлялась независимость, при этом поляки могли «рассчитывать на Гродненскую губернию, часть Виленской, Минской и Волынской». Кроме того, русские заговорщики брали на себя обязанность «стараться уничтожить вражду, которая существует между двумя нациями», считая, что «в просвещенный век» интересы «всех народов одни и те же и что закоренелая ненависть присуща только варварским временам».

Поляки же, в свою очередь, обязаны были признать свою подчиненность южной Директории, начать восстание в Польше одновременно с восстанием русских, помешать великому князю Константину вернуться в Россию, блокировать расквартированные на территории Польши русские войска. Польское патриотическое общество обязывалось предоставить русским заговорщикам сведения о европейских тайных обществах, а также после победы революции «признать республиканский порядок». За успехи в переговорах с поляками Директория Южного общества выразила Бестужеву-Рюмину благодарность.