Пестель - [121]

«Вдруг вбежала в испуге жившая далеко на фольварке жена эконома с ребенком на руках. Спасаясь от солдатской настойчивости и защищая себя ребенком, она получила легкую рану тесаком». «Когда во время следствия солдаты сами признались, что две еврейки были принуждены уступить их насилию, тогда через нижний суд требовали подтверждения этого от потерпевших. Но евреи не признались, что это так было, потому что их закон требует, чтобы в таких случаях мужья давали развод своим женам».

Несмотря на тщательное расследование, установить всех виновников грабежей и разбоев так и не удалось. Жители не могли на следствии подробно описать тех, кто нападал на них, «по той причине, что некоторые поудалялись в то время из домов, а некоторые, хотя и были в домах, но оных, как набегавших… по десяти и двадцати человек вдруг с заряженными ружьями и примкнутыми штыками при угрожении стрелять и колоть, от испугу заметить не могли».

Уважения солдат к командирам больше не было. Нижние чины «силой забирали все, что было приготовлено для офицеров и унтер-офицеров, приговаривая: «Офицер не умрет с голоду, а где поживиться без денег бедному солдату!». По свидетельству Руликовского, только через два часа после приказа о выступлении из Мотовиловки с большим трудом удалось построить мятежные роты.

И лидер восстания должен был с этим смириться, потому что попал в полную и безусловную зависимость от нижних чинов.

«Проходя Ковалевкой, солдаты припомнили, что благодаря местному еврею-арендатору они были наказаны, так как причинили ему какую-то обиду. Поэтому, остановившись на короткое время, они сильно побили арендатора за то, что он на них когда-то пожаловался. Хотя это стало известно Муравьеву, он должен был им потакать, чтобы не утратить привязанность солдат, и двинулся дальше, как будто ничего не знал», — вспоминает Руликовский. «Он (Муравьев-Апостол. — О. К.) не мог повелевать своими движениями, ибо власть, не основанная на законах, не дает продолжительной и постоянной силы над людьми», — именно в этом видел основную причину поражения мятежа военный историк Михайловский-Данилевский.

2 января Муравьев с трудом вывел своих солдат из разграбленной Мотовиловки, многие из них были пьяны и едва держались на ногах. В полку началось массовое дезертирство: уходили не только нижние чины, но и офицеры; остались только те, кто начинал восстание и кому, собственно, все равно нечего было терять.

Движение к Киеву уже не имело смысла. «Не имея никаких известий о Мозалевском и заключив из сего, что он взят или в Киеве, куда, следственно, мне идти не надобно, или в Брусилове, где, стало быть, уже предварены о моем движении, я решился двинуться на Белую Церковь, где предполагал, что меня не ожидают, и где надеялся не встретить артиллерии», — показывал Муравьев-Апостол на следствии. 17-й егерский полк был последней надеждой Муравьева. Но за 15 верст до Белой Церкви, в селении Пологи, выяснилось, что ненадежный полк выведен из опасного района и заменен верными правительству частями. Обещавший же поддержку подпоручик Вадковский давно был арестован.

Ночь со 2 на 3 января полк провел в селении Пологи. Посланный в Белую Церковь осведомитель сообщил, что занявшие местечко правительственные войска усилены артиллерией. «Не имев уже никакой цели идти в Белую Церковь, — показывал Сергей Муравьев, — я решился поворотить на Трилесы и стараться приблизиться к «славянам». Через Трилесы шла дорога на Житомир. Однако до Житомира мятежникам тоже дойти не удалось.

* * *

3 января черниговцы были разгромлены. Общая схема движения муравьевских рот напоминает перевернутую на бок цифру 8: восстание захлебнулось около деревни Трилесы, в том же самом месте, где и началось. Муравьев был окружен: генерал Рот вывел против мятежников практически все войска корпуса, разделив их на крупные отряды. Под Трилесами полк натолкнулся на один из таких отрядов, состоявший из нескольких гусарских эскадронов и артиллерийской батареи. Командовал отрядом генерал-майор Федор Гейсмар.

Позже мемуаристы и исследователи будут недоумевать: предупрежденный разведкой о появлении правительственных войск, Сергей Муравьев не захотел попытаться обойти их деревнями и, несмотря на уговоры младших офицеров, повел солдат степью — в результате полк был расстрелян картечью в упор. Подполковник Муравьев-Апостол, получивший высшее военное образование, был опытным боевым офицером. Он прошел Отечественную войну и заграничные походы, был награжден тремя боевыми орденами и золотой шпагой «За храбрость». Историки удивлялись: почему же он не сумел решить элементарной тактической задачи? Особое недоумение вызывал последний приказ Муравьева: не стрелять в противника.

Однако учитывая ход восстания, нельзя не увидеть в действиях подполковника вполне определенной логики. Выведя полк под правительственные пушки и запретив сопротивление, Муравьев-Апостол единственным оставшимся ему способом прекращал бунт и погром, с которыми он не смог справиться. Не оставляя при этом и себе лично шанса на спасение. Находившийся в момент расстрела восставших впереди полковой колонны, он — очевидно, первым же карточным выстрелом — был ранен в голову, тяжело контужен и чудом избежал смерти.