Песталоцци - [3]

Шрифт
Интервал

Феодальные путы, с одной стороны, разгул героев первоначального капиталистического накопления — с другой, характеризовали тот период. Купцы, «патриции» богатели, общее экономическое положение Швейцарии было относительно высоким, — тем тяжелее было положение крестьянства.

Впечатлительный ребенок рано почувствовал эту обездоленность, этот гнет, и в течение всей жизни мысль о бедных, о крестьянах, сочувствие к ним жили в сознании Песталоцци.

В год смерти своего отца Песталоцци поступил в начальную школу.

Швейцарские начальные школы в городе, как и вообще европейские школы XVIII в., были немногим лучше деревенских и влачили самое жалкое существование. Неудивительно, что о той элементарной школе, в котором Песталоцци вначале учился, у него осталось весьма плохое воспоминание.

Обучение сводилось к заучиванию наизусть молитв, библейских текстов, катехизисов, к обучению письму и элементарному счету- Учителя были невежественны и не пользовались у учеников никаким авторитетом. Начальная школа имела от трех до пяти классов. Песталоцци окончил школу в три года и перешел затем в латинскую с пятью классами при семилетием курсе. Таких латинских школ в Цюрихе было две (Sсhola Abbatissana и Schola Carolina)

Песталоцци обучался и в тон и в другой. Сперва в Sсhola Abbatissana до 1757 г. и в Schola Carolina до 1761 г Можно думать, что обучение а них шло более или менее нормально, так как он в семь лет кончает курс и поступает в следующую школу, так называемый Collegium Humanitatis, составлявший переход уже к действительно высшему учебному заведению — Collegium Carolinum (Каролинум). Песталоцци прошел школу относительно легко.

Он был слаб и болезнен, однако его сверстники сообщают, что во многих случаях он проявлял большое упорство и мужество. Один из биографов, отмечая его смелость, пишет: «свое мужество он доказал уже в своей молодости и тогда, когда он решительно становился на защиту слабейших учащихся или учащихся из деревни, и тогда, когда он сам резко выступал против учителя в том случае, если последний пристрастно относился к тому или другому учащемуся, и тогда, когда он во время землетрясения вытаскивав книги из качающегося школьного дома — один, так как все его товарищи вместе с учителем с криками и плачем покинули помещение».

Французская школа XVIII века


Песталоцци мужественно вел настоящую борьбу против учителей, которых он не уважал. Следующий случай, описанный им самим, достаточно характеризует его в этом отношении:

«Я должен был учиться и петь, как и все остальные дети, но не имел никакого музыкального слуха. Пьяный учитель пения Кауфман захотел меня научить правильно слышать при помощи побоев. Это меня настолько возмутило, что я вместе с другими детьми, сидящими рядом со мной, выкинул пьяного человека с моей скамьи и затем побежал к тогдашнему заведующему школой и заявил, что я никогда не вернусь в школу, если мне придется хотя бы в течении одного часа учиться у Кауфмана. Заведующий школой понял, что я прав, и разрешил мне отныне каждую среду вечером в то самое время, когда происходил урок пения, итти домой. Прямо невероятно до чего этот случай содействовал развитию моего стремления к независимости! Я получил право каждую неделю на главах у несправедливого учителя, дискредитируя его перед всеми учениками, брать подмышку мои книги в тот самый момент, когда он входил в комнату. и с криком «Vale bene, domine praeceptor»[1], выбегать на класса».

И в то же время во всех детских играх, по свидетельству самого Песталоцци, он был самым неловким и беспомощным из всех сверстников… «Впрочем, большинство любило меня за мое добродушие и мою услужливость, хотя и знали мою односторонность и неловкость, равно как и мою беззаботность и недогадливость во всем, что меня не интересовало».

Действительно Песталоцци, будучи одним из лучших учеников, часто делал такие ошибки, которых не сделал бы самый худший ученик в классе. Это происходило от того, что Песталоцци успевал в том. что ему нравилось, успевал в том, что он любил, а к тому, что ему не было интересно, он обычно не прилагал никакого усилия. Естественно. что некоторые из товарищей стали считать его чудаком, и один из них дал ему прозвище, о котором Генрих Песталоцци вспоминает в работе, написанной через семьдесят лет, а именно один из тех, кто особенно отличался в различных проделках по отношению к Песталоцци. дал ему прозвище «Генри чудачок из страны чудаков».

Нужно думать, что обучение не было слишком глубоким и слишком серьезным в этой латинской школе. Песталоцци, как известно, даже и в зрелые свои годы, даже тогда, когда он был во главе большого педагогического института, формально не был особенно грамотным человеком, он не очень хорошо знал географию, плоховато знал математику и французский язык, и даже по-немецки писал всегда с ошибками.

На формирование его характера и вообще на формирование его мировоззрения, кроме тех влияний, которые на него преимущественно в смысле привития ему религиозности оказывала мать, чрезвычайно большое влияние оказало пребывание в тех школах, в которые он перешел после окончания латинской школы; именно там складывается мировоззрение Песталоцци, именно там впитывает он передовые идеи своей эпохи и получает тот основной интеллектуальный багаж, которым пользуется в дальнейшей своей литературно-практической деятельности. Можно условно примять, что детство Песталоцци кончилось после выхода из латинской школы, и в следующие годы мы перед собой видим человека, живущего общественной жизнью и живо реагирующего на самые разнообразные события как в литературной, так и в политической области.


Рекомендуем почитать
Гиммлер. Инквизитор в пенсне

На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.


Сплетение судеб, лет, событий

В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.


Мать Мария

Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.


Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией

Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.


Герой советского времени: история рабочего

«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.


Тот век серебряный, те женщины стальные…

Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.