Пест-серебрушка - [20]

– Эко как накрутил! – бормотал он себе под нос. Перед ним, на столе, стояла пустая миска с ложкой, а напротив сидела супруга. Она закончила есть и взглянула на мужа. Она начала также с интересом рассматривать незаконченную поделку сына.

– Добрые ножны выйдут? – спросила она отца.

– Для ножа сойдут, а для того, что подлиннее будет, негоже. Тогда нужно камень точильный вместо дерева брать. – Отец семейства поднял взгляд на жену и заметил, что та хмурится. Проследив за ее взглядом, он заметил, что Лита, которая с двумя братьями-близнецами уплетала из одного горшка кашу, гремя деревянными ложками, зачем-то прячет в рукав хлеб.

– Ты почто хлеб со стола крадешь? – рявкнул отец на Литу, отвесив ей звонкого подзатыльника. Два брата-близнеца замерли, смотря на отца, не донеся ложку до рта.

– Не краду я, папка! Не краду, как на духу говорю! – тут же сквозь слезы затараторила девочка. – Я то для Песта беру! Он опосля заката воротиться обещал.

– На дело с Акилурой пошел? – спросил глава семейства девочку.

– С ней самой! А мне обещался шарик морозом заворожить, чтоб не растаял!

– Ежели он с Акилурой пошел, то правда, дело делать ушли. А ежели справится с делом, то не голодный воротится.

– Ты на шар взгляни, что Пест сворожил из миски с водицей колодезной! – сказала супруга и кивнула головой Лите. Та сорвалась и умчалась за печь, вернувшись с голубым шариком льда. Она протянула его отцу, и брови его поползли вверх.

– Ледяной! И не тает!.. – Отец вертел его в руках, нюхал, смотрел на свет и даже лизнул. – Вот тебе на!

– Пест сказал, что он не тает, потому что навороженный! Как ворожба в нем кончится, так и растает он, – пустилась в объяснения Лита. – Я у него спросила, может он ворожбы добавить, а он сказал, чтобы перед сном ему напомнила и еду сама у мамы просила!

– Ты братца своего ушами слушай! Не затылком! Он плохого не присоветует, хоть одно, что двенадцать зим, – снова рявкнул отец, не забыв про оплеуху. – Сказано тебе было к матери идти да еды ему просить, а не со стола хлеб в рукав тащить!

После этих слов братья переглянулись и синхронно отдали по куску хлеба. Они положили их на стол перед Литой. Оба встали из-за стола и облизали ложки, убрав за пазуху. Тот, что был справа, носил имя Дым. Он обратился к отцу:

– Спасибо, мать, за харчи и тебе, отче, за кров. Пойдем мы к Лыку-мастеру. Снасти править надо да детвору по рыбу вести.

Отец кивнул, и близнецы вышли из дому.

– Мать, ты в миску Песту сгреби, что в котле осталось. В печи достоит до ночи? – спросил отец семейства супругу. Он взглянул в горшок, из которого ели дети, оценив оставшееся количество каши. Она в ответ кивнула и принялась перекладывать кашу. – Лита! Ежели я еще раз увижу аль от матери услышу, что хлеб со стола по рукавам таскаешь, – высеку! Высеку до третьей крови! На носу себе заруби!

Отец стукнул по столу кулаком, а Лита закивала, вжав голову в плечи.

– Коли надобно будет Песту что – ты к матери аль ко мне подойди и так мол и так скажи! Вразумила?

– Вразумила, папка…

Спустя несколько дней. Дом старосты

За широким столом сидели десять мужиков и старуха Акилура. Все они расположились с одной стороны, а Пест стоял перед ними посреди горницы. У входа в дом на лавке устроились несколько женщин. Среди них была и мать Песта.

В стороне от стола на лавке сидели еще несколько мужиков. Среди них был староста села Куприян и несколько глав родов из того же селения.

– Коли в сборе все, тогда будем совет держать! Вам как гостям слово первое, мужики! – Староста поднялся и обратился к огромным мужикам, сидящим по левую руку.

– Благодарствую за честь слова первого, и таково оно будет! – начал видный мужик с огромными кулаками, поднявшись над столом. – Трипон имя мое, род мой кузнечий, а село мое Дорожичи. Зиму Пест у меня в учениках ходил, и я так скажу. Кузнец с него вышел средний. В науке старательный да упертый, но не чует он металла. Куда молотом сунуть, чтобы лучше да быстрее пошло, не чает, да рытвины с ракушками в заготовке не чует. Ежели металл хороший, а не железо болотное какое, то заготовок не портит и дело делает на совесть. Гвоздь, подкову да косу аль серп сковать может! Кузнец средней руки! Таково мое слово!

– Благодарствую за слово твое, Трипон-мастер! – Староста снова встал. – Каково твое слово, шкурный мастер?

– Благодарствую за честь такую и слово второе! – произнес второй широкоплечий мужик. – Звать меня Федотом, роду я молодого Шкурного, а село мое Дорожичи! Пест у меня в учениках не ходил, но раз в десятину дней я его забирал к себе у Трипона-мастера. Учился Пест шкуру сымать по-правому да готовить ее под шубу, одежу какую аль суму справную. Сымал и с лисицы, и с медведя, и с кобылы да с коровы. Шкуру сымает и готовить ее ладно умеет! А вот с плетеньем шнурком себя не показал. Все узлы да косы с ухватами делает ладно, но своего узла аль косы связать не смог. Слово мое таково будет! Суму какую аль бурдюк под воду сшить может! Плетенье какое аль ухват с ремешков сплести тоже может. Потому быть ему шкурником руки средней!

– Благодарствую за слово твое, Федот-шкурник! Теперь наши мастера слово за Песта молвить будут!