Песок и время - [10]

Дело в том, что Орлов был единственным во всех Вооруженных силах страны того времени, кто имел три ордена «За службу Отечеству» всех степеней, что в мирное время приравнивалось к званию Героя Советского Союза. Все эти награды, конечно, были заслуженными, и, как говорил сам Орлов после возвращения из Москвы, где ему в Кремле вручал последний орден «За службу Отечеству» Первой степени Председатель Верховного Совета СССР А. А. Громыко, это не его личные награды, а награды всего коллектива части.

Пауза в разговоре несколько затянулась, и Сергей, набравшись храбрости, спросил командира, откуда он знает? Ведь разговор о его командировке за границу состоялся вчера вечером.

Командир, усмехнувшись, ответил:

— Ишь, чего захотел, так я тебе и сказал, вот когда станешь командиром части, тогда и узнаешь, как я это узнал. Ладно, езжай в свою Ливию, грейся на солнышке, знакомься с Исламом, я все равно скоро на дембель буду собираться, так что мне в принципе все равно, кто теперь здесь будет энергохозяйством руководить. Иди, скажи начальнику строевой, что я дал команду оформлять на тебя бумаги, и пусть не тянет, они там, наверху, торопят.

Мартынов вышел из кабинета командира и только тогда обнаружил, что он весь мокрый от пота. Столько лет знаешь человека, но все равно, заходя к нему в кабинет, ждешь чего угодно в любой момент.

Посмотрев на часы, Сергей с удивлением понял, что он пробыл в кабинете Орлова почти час. Получалось, что они вроде бы ни о чем много не говорили, а время пролетело незаметно. Получалось, что они просто долго молчали, смотря друг другу в глаза. Получалось, что все это время, пока Сергей был в кабинете командира, тот еще не принял окончательного решения — отпускать его, или нет.

Зайдя в строевую часть и передав приказ командира начальнику строевой, Сергей заспешил выйти за пределы расположения части — нужно было подниматься на гору, где находился один из дивизионов, который заступал на боевое дежурство по охране южной границы страны. Необходимо было проверить готовность энергосредств к выполнению поставленных задач.

Подниматься на гору в спокойном темпе надо было минут пятнадцать, тропинка была очень крутая, но Сергей знал все ее выступы и камни почти наизусть. Он почти год прожил в стареньком офицерском общежитии дивизиона и ходил вверх-вниз каждый день по несколько раз. Изучил тропу досконально.

Даже темными вечерами, бегая на свидания к будущей жене, он редко оступался в темноте и обходился без фонарика на этой крутой и пока счастливой для него тропе…

Преодолев крутой стометровый подъем, Сергей быстро пошел к дивизиону.

— Мартынов, — услышал он оклик и обернулся.

Сзади, положив руку на крышу новенького красного «Запорожца», стоял майор Тимофеев, офицер особого отдела. На нем была длинная, почти до пят, шинель темного цвета. Тимофеев недавно прибыл в часть и был мало знаком Сергею. Запомнился только ежеутренними длительными пробежками, которые завершались купанием в море.

Его шинель почему-то напомнила Сергею кожаное пальто Дзержинского из старых фильмов про революцию. Подойдя к Тимофееву и поздоровавшись с ним за руку, Сергей подумал, что он даже не знает его имени и отчества:

— Слушаю вас.

Тимофеев его имя знал:

— Сергей, у меня к тебе есть разговор, садись в машину.

— У меня мало времени, я спешу — надо дивизион готовить к боевому дежурству.

— От этого разговора будет зависеть твоя поездка за границу.

Сергей внимательно посмотрел в каменное, без всяких видимых эмоций лицо особиста. Что за черт, только вчера по телефону состоялся разговор с Лесняком, а сегодня утром уже и с командиром беседа состоялась, и этот тип в курсе дела. Интересно, что ему надо от меня?

— Времени у меня действительно мало, спрашивайте, что вас интересует, — ответил Сергей.

— Твое личное дело перед отправкой в Москву будет тщательно изучаться и от того, какую я напишу характеристику, будет зависеть твоя дальнейшая судьба.

— Но вы меня совсем не знаете, как же будете писать эту характеристику? — спросил Мартынов.

— А вот если бы ты согласился со мной иногда встречаться и рассказывать все что произошло в части за последнее время, особенно о действиях и поступках командира: куда он ездил, о чем говорил, с кем встречался, — тогда бы написать положительную характеристику на тебя мне не составило никакого труда, хоть сейчас могу ее написать и отправить по инстанциям, указав, что ты толерантен к мусульманству, — закончил свою пламенную речь Тимофеев.

У Сергея от возмущения все закипело в груди, сердце забилось, словно он взбежал без остановки на Эльбрус. Такой наглости, такого цинизма он не ожидал, ведь уже вовсю начиналась перестройка, на дворе был 1986 год, а не 37-й, а тут на тебе — воскрес дьявол во плоти в лице Тимофеева…

…Нежданно-негаданно ОНИ к нам пришли, потушили огни, ставни закрыли, оставили щель… В луче затухающего солнца точками черными видна лишь шинель. Не дышится, не летится, одна осталась нам мразь.

Не дают продохнуть, высохнуть, помолившись, спокойно уснуть, наступают сплошными рядами, бьют батогами, души пряча в тень. Они, демоны глухие, в оковы сковали пудовые нас, и праведный День.