Песочные часы с кукушкой - [32]

К вечеру второго дня мистер Кромби зашел в спальню к племяннице и присел на край кровати, глядя на нее поверх очков-половинок. Джилл отложила в сторону роман Бронте и приготовилась слушать. Она знала это выражение на лице дяди – он явно готовился преподнести ей какую-то замечательную новость.

– Хм. – Издалека начал мистер Кромби. – Ты, я смотрю, идешь на поправку.

– Еще один день в постели, и я взвою, – согласилась девушка.

– Ну, так у меня для тебя есть сюрприз. Поскольку наша газета, до этой поры весьма удачно конкурировавшая с островными изданиями других стран, на данный момент жизнерадостно катится в пропасть забвения, я принял решение. – Дядя глубоко вздохнул. По природе своей он был человеком тихим, деревенским, как он сам себя определял – «буколическим». И всевозможные информационные войны заставляли его нервничать, что плохо сказывалось на пищеварении, а это, в свою очередь, изрядно портило характер миссис Кромби, которой приходилось выдумывать разнообразные, но постные блюда. – С завтрашнего дня…

Мистер Кромби с сомнением оглядел красный нос Джилл и поправился:

– С послезавтрашнего дня мы выходим на работу в полном, так сказать, объеме. Никаких домашних ленивых посиделок. Откроем редакцию, а то она уже мхом покрылась, наберем еще людей… А ты получаешь официальное назначение в штат, как корреспондент.

Девушка взвизгнула и бросилась обнимать дядю. Тот смущенно поправил съехавшие набок очки.

– Ну-ну. Это означает больше работы, больше ответственности… ты готова?

– Я давно готова, дядюшка! – Воскликнула Джилл. – Только не решалась тебе сказать, что нас другие газеты теснят… А почему ты вообще забеспокоился по этому поводу? – Она подозрительно сузила глаза. – Мы можем разориться?

– Все могут разориться, – проворчал Кромби. – Мы, надеюсь, сделаем это в последнюю очередь, поскольку я купил акции «Островной компании», еще когда они только тут появились… Но с газетой дела обстоят так – либо мы считаем ее игрушкой, и она тихо тонет, либо мы беремся за дело всерьез.

– Всерьез! – Твердо сказала Джилл. – Я иного от тебя и не ожидала. А я смогу начать и завтра…

Но завтра, хоть болезнь и отступила, а нос Джилл снова приобрел привычные изящные и задорные очертания, выйти на работу ей не удалось, хотя в город она приехала. Помещение, где располагалась редакция, пришлось буквально отскребать от пыли и паутины, чем занялась армия нанятых уборщиков; дядя взялся за отбор претендентов на должности штатных журналистов и корректоров, а Джилл… Она решила навестить Адама. И пусть в своей последней записке мистер Шварц все так же настойчиво предлагал ей «подождать более подходящего случая», девушка была настроена на встречу с предметом своих чувств. В конце концов, уж за три дня можно достаточно поправиться… а если Адаму стало хуже, ей тем более следует знать. Джилл направилась к дому изобретателя пешком, благо идти пришлось недалеко. Была середина дня, значит, даже больной, Адам уже должен был проснуться.

Ветер, дующий с моря, приносил запах соли и водорослей. Светило солнце, воздух вскипал прохладой. Джилл прижала к подбородку воротник пальто, защищая шею от холода. Николаевская была непривычно тиха и пустынна, только звенел где-то вдали колокол на башне с часами, да играла в одном из двориков дребезжащая шарманка.

Девушка дернула звонок и воинственно задрала подбородок, готовясь к встрече со Шварцем лицом к лицу. Но дверь открыл его помощник, сеньор Мозетти.

– Мисс Кромби…

– Я к Адаму, – решительно заявила Джилли.

– Он не принимает, – отрезал итальянец, с интересом ее разглядывая.

Джилл растерялась. Заготовленная пылкая речь испарилась из головы в один миг. Она почувствовала, как губы против воли начинают дрожать, а глаза наполняются слезами.

– Пожалуйста… мне очень надо его увидеть… – прошептала она.

Жак вздохнул. Поглядел вглубь дома, потом снова на нее.

– Хорошо, проходите. – Он открыл дверь пошире. – Не могу отказать, когда меня умоляет такое прелестное создание… Яков Гедеонович отсутствует, так что минут двадцать у вас, думаю, есть.

Он принял ее пальто и, блеснув улыбкой в полутьме прихожей, сказал:

– Следуйте за мной.

Жак повел ее по коридору, через гостиную и лабораторию. Она чувствовала себя, как во сне – все казалось знакомым и в то же время чужим. Она ведь здесь брала интервью у Шварца в прошлый раз? Или в другой комнате? Поднявшись на второй этаж за своим провожатым, девушка изумленно вздохнула, невольно замедлив шаг.

– Я не знала, что у вас тут оранжерея, – сказала она Жаку. – Как красиво…

Сквозь сочную, зеленую листву тут и там блестели зеркала. Солнечный свет, падая откуда-то сверху, разбивался в них на кусочки.

– Вы пришли посмотреть на оранжерею или поговорить с Адамом? – Жак нетерпеливо потянул девушку за рукав платья.

Перед тем, как постучать в дверь спальни секретаря, сеньор Мозетти еще раз окинул взглядом журналистку, словно проверял ее решимость.

– Адам. – Два коротких удара. – К тебе гостья.

– Проходите, – раздалось из-за двери.

Джилл ожидала, что ее встретит запах лекарств, так наскучивший ей дома, и лежащий на кровати изможденный молодой человек, но Адам поднялся ей навстречу из-за стола, заваленного бумагами. Одет он был вовсе не как больной – костюм, даже галстук, все в идеальном порядке, только пиджак расстегнут.