Песочные часы - [35]

Осмотр города предстояло начать с Центрального рынка, но в трехстах метрах от королевского дворца операторы подняли крик. Они хотели наконец-то заснять пустые улицы, засыпанные листьями тротуары, мертвые окна многоэтажных домов.

Водитель затормозил скоростью. Мотор заглох. Начальник охраны загородил единственный выход из автобуса и снова напомнил, что город заминирован, что кое-где притаились диверсанты, что он, командир, который за нас отвечает, просит соблюдать дисциплину. Нельзя ходить в одиночку. Нельзя чересчур отдаляться от автобуса. Нельзя входить в пустые дома и магазины. Нельзя поднимать или трогать какие-либо предметы. Стоянка — десять минут, и ни секундой дольше.

За двадцать секунд мы разбежались во все стороны, как можно дальше от автобуса. Ни у кого не было ни малейшего желания следовать полученным указаниям.

От круглой площади расходились лучами восемь улиц. Я пошел прямо по узкой невзрачной улочке, которой не выбрал никто из моих коллег. У перекрестка машинально глянул на табличку, чтобы записать название, но таблички, разумеется, не было. Миновал длинную стену, из-за которой была видна крутая заостренная кровля пагоды, и зашагал по середине улицы. На полопавшемся асфальте росли высокие, сантиметров в двадцать, кустики травы и лопуха. На тротуарах валялись новенькие мотороллеры без колес, граммофонные пластинки фирмы «Колумбия» и «Полидор», очки, ботинки, бутылки, французский ключ, шариковые ручки, календари на 1975 год.

Было около половины третьего. Улица была совершенно пуста. На восточной ее стороне уже ложились резкие черные тени. С минуту я прислушивался к оглушительной тишине. Потом вошел в первый попавшийся магазин.

Когда-то здесь торговали красками и химикатами. На прилавке сваленная набок разбитая автоматическая касса марки «NCR». В выдвинутых ящиках — штампики, скрепки, мелкие монеты. На стене — запыленные электрочасы. Их циферблат разбит ударом приклада. Погнутые стрелки показывают 9 часов 46 минут. Провод питания оборван, розетка вырвана из стены. В одном из ящиков я увидел штемпельную подушечку. Поставил штамп на упаковочной бумаге. После текста на кхмерском языке следовала англофранцузская надпись: «Lo So Kheu. Paint Suppliers, 12, rue Onalhon, Phnom Penh, Cambodge»[28].

Теперь я знал, как называется улица, где я нахожусь.

Банки сброшены с полок, из некоторых тянутся длинные яркие языки засохшей краски. Разбитые бутылки с кислотой черны и покрыты пылью. Баночки с реактивами столпились в тесную кучку на покосившейся полке, которую, как видно, пытались сорвать со стены. Пахло нашатырным спиртом, скипидаром и нитроэмалью.

Я не мог противостоять любопытству. Перескочив через груду банок, разорванных мешков и запыленных коробок, прошел в заднюю часть магазина. Это была небольшая полутемная комната. Опрокинутый холодильник с разбитым агрегатом и вывороченной дверью. Сброшенные с плиты горшки. Поломанные водопроводные краны. Какие-то миски, тазы, черепки.

Я прошел еще дальше, в небольшой садик, помня все время, что вернуться должен тем же путем. Внезапный луч солнца на момент ослепил меня, а потом я увидел в траве сразу два предмета: снежно-белый собачий скелет и горку аккуратно сложенных 76-миллиметровых артснарядов. Все они лежали ко мне боеголовками. Я сосчитал их: четырнадцать.

Пора было возвращаться, но, глянув направо, я вдруг заметил деревянную лестницу, которая вела на второй этаж.

Осторожно ступая, я поднялся наверх. Двери салатного цвета были приоткрыты. На пороге лежала какая-то тряпка. Я осторожно переступил через нее, высоко поднимая ноги, и попал в жилую комнату. Она выглядела так, словно вот-вот появятся ее обитатели. Стол накрыт: шесть мисочек для супа, фарфоровые ложки, расписанные цветочками, корзиночка из рафии, небрежно разбросанные палочки для риса. Стулья отодвинуты от стола, один повален набок. Я огляделся вокруг. На выкрашенных наспех и запыленных стенах отчетливо видны светлые пятна от уничтоженных картин или портретов. Небольшой сервант распахнут настежь. Нижняя полка засыпана фаянсовыми осколками. На полу я увидел детские ботиночки, какой-то ремешок и свадебную фотографию двух молодых людей. Я наклонился поднять ее, но мне стало вдруг жарко. Ничего, в сущности, не случилось — ни звука не послышалось, ни тени не мелькнуло, — но я ощутил, что я не один. С полминуты я стоял выпрямившись, готовый отступить, ища какое-нибудь неуклюжее объяснение. Но по-прежнему ничего не происходило. Я наклонился еще раз и спрятал фотографию новобрачных в карман. После этого ко мне вернулось самообладание. Из столовой я вышел через другую дверь. Звук моих шагов был так отчетлив, как никогда раньше.

Соседняя комната была спальней. Низкая, очень широкая постель, на ней полиуретановый матрац, груда грязных тряпок, каких-то лохмотьев, пустых кассет, изодранных альбомов. В углу что-то похожее на шкаф, с занавеской из узорчатой ткани, на никелированных прутьях. Я отодвинул ее. На вешалке висели дамские платья и саронги, два мужских пиджака, зонтик, какая-то сумка. В картонной коробке — чистое дамское белье. У людей, которые ушли из квартиры над магазином, было мало времени. Видимо, им пришлось выселяться, не кончив еды.