Песня слов - [26]

Его душа окружена,

Гарлема дикими ночами

Она по-прежнему пьяна.

Его мечты: разгладить волос,

И кожи цвет чтоб был белей,

Чтоб ласковый, ликерный голос

Пел о любви

Неясным призраком свободы

Он весь заполонен

Вино, и карты, и блужданье

Свободою считает он.

Идет огромный по проспекту,

Где головы стоят,

Где комсомольцы, комсомолки

Идут как струнный лад

И государственностью новой

Где человек горит,

Надеждою неколебимой,

Что мир в ответ звучит.

«Психея дивная…» >*

Психея дивная,

Где крылья голубые

И легкие глаза

И косы золотые.

Как страшен взгляд очей испепеленный,

В просторы чистые по-прежнему влюбленный,

В ужасный лес вступила жизнь твоя.

Сожженная, ты вспыхивать обречена

И легким огоньком то здесь, то там блуждаешь,

И путника средь ночи увлекаешь.

Нарцисс >*

Он не был пьян, он не был болен –

Он просто встретил сам себя

У фабрики, где колокольня

В обсерваторию превращена.

В нем было тускло и спокойно

И не хотелось говорить.

Не останавливаясь, хладнокровно

Пошел он по теченью плыть

Они расстались, но встречались

Из года в год. Без лишних слов

Неловко головой качали

Прошла и юность и любовь

«Золотые глаза…» >*

Золотые глаза,

Точно множество тусклых зеркал,

Подымает прекрасная птица.

Сквозь туманы и свисты дождя

Голубые несутся просторы.

Появились под темным дождем

Два крыла быстролетной певицы,

И томимый голос зажег

Бесконечно утлые лица.

И запели пленительно вдруг

В обветшалых телах, точно в клетках,

Соловьи о убитой любви

И о встречах, губительно редких.

«Он с юностью своей, как должно, распрощался…» >*

Он с юностью своей, как должно, распрощался

И двойника, как смерти, испугался.

Он в круг вступил и, мглою окружен,

Услышал пред собой девятиструнный стон.

Ее лица не видел он,

Но чудилось – оно прекрасно,

И хор цветов и голоса зверей

Вливались в круг, объятый ночью властной.

И появилось нежное лицо,

Как бы обвеянное светом.

Он чувствовал себя и камнем и свинцом,

Он ждал томительно рассвета

«Всю ночь дома дышали светом…» >*

Всю ночь дома дышали светом,

Весь город пел в сиянье огневом,

Снег падал с крыш, теплом домов согретый,

Невзрачный человек нырнул в широкий дом

Он, как и все, был утомлен разлукой

С своей душой,

Он, как и все, боролся с зябкой скукой

И пустотой.

Пленительны предутренние звуки,

Но юности второй он тщетно ждет

И вместо дивных мук – разуверенья муки

Вокруг него, как дикий сад, растут.

«Подделки юную любовь напоминают…» >*

Подделки юную любовь напоминают,

Глубокомысленно на полочках стоят.

Так нежные сердца кому-то подражают,

Заемным опытом пытаются сиять.

Но первая любовь, она благоухает,

Она, безумная, не хочет подражать,

И копии и слепки разбивает,

И пеньем наполняет берега.

Но копии, но слепки, точно формы,

Ее зовут, ее влекут,

Знакомое предстанет изваянье,

Когда в музей прохожие войдут.

1933

«Кентаврами восходят поколенья…» >*

Кентаврами восходят поколенья

И музыка гремит.

За лесом, там, полуденное пенье,

Неясный мир лежит

Кентавр, кентавр, зачем ты оглянулся,

Копыта приподняв?

Зачем ты флейту взял и заиграл разлуку,

Волнуясь и кружась?

Везенья нету в жаркой бездне,

Кентавр, спеши.

Забудь, что ты был украшеньем,

Или не можешь ты?

Иль создан ты стоять на камне

И созерцать

Себя и мир и звезд движенье

И размышлять.

«Норд-ост гнул пальмы, мушмулу, маслины…» >*

Норд-ост гнул пальмы, мушмулу, маслины

И веллингтонию, как деву, колебал.

Ступени лестниц, словно пелерины,

К плечам пришиты были скал.

По берегу подземному блуждая,

Я встретил соловья, он подражал,

И статую из солнечного края

Он голосом своим напоминал.

Я вышел на балкон подземного жилища,

Шел редкий снег и плавала луна,

И ветер бил студеным кнутовищем,

Цветы и травы истязал.

Я понял, что попал в Элизиум кристальный,

Где нет печали, нет любви,

Где отраженьем ледяным и дальним

Качаются беззвучно соловьи

1933. Крым

Южная зима >*

Как ночь бессонную зима напоминает,

И лица желтые, несвежие глаза,

И солнца луч природу обольщает,

Как незаслуженный и лучезарный взгляд.

Среди пытающихся распуститься,

Средь почек обреченных он блуждал,

Сочувствие к обманутым растеньям

Надулось в нем, как парус, возросло

А дикая зима все продолжалась,

То падал снег, то дождь, как из ведра,

То солнце принуждало распускаться,

А под окном шакалы до утра.

Здесь пели женщиной, там плакали ребенком,

Вдруг выли почерневшею вдовой,

И псы бездомные со всех сторон бежали,

И возносили лай сторожевой.

Как ночь бессонную зима напоминает,

Камелии стоят, фонарь слезу роняет.

1933

«Почувствовал он боль, в поток людей глядя…» >*

Почувствовал он боль, в поток людей глядя,

Заметил женщину с лицом карикатурным,

Как прошлое уже в ней узнавал

Неясность чувств и плеч скульптурность,

И острый взгляд и кожи блеск сухой.

Он постоял, но не окликнул.

Он чувствовал опять акаций цвет густой

И блеск дождя и воробьев чириканье.

И оживленье чувств, как крепкое вино,

В нем вызвало почти головокруженье,

Вновь целовал он горький нежный рот

И сердце, полное волненья.

Но для другого, может быть, еще

Она цветет, она еще сияет,

И, может быть, тот золотым плечом

Тень от плеча в истоме называет.

1933

«Вступил в Крыму в зеркальную прохладу…» >*

Вступил в Крыму в зеркальную прохладу,

Под градом желудей оркестр любовь играл.

И, точно призраки, со всех концов Союза

Стояли зрители и слушали Кармен.

Как хороша любовь в минуту увяданья,