Песня слов - [24]

Мы пронесли высокий звон,

Ведь это был лишь слабый искус.

И милые его друзья

Глядят на рта его движенья,

На дряблых впадин синеву,

На глаз его оцепененье.

По улицам народ идет,

Другое бьется поколенье,

Ему смешон наш гордый ход

И наших душ сердцебиенье.

<6>

Нам в юности Флоренция сияла,

Нам Филострата нежного на улицах являла –

Не фильтрами мы вызвали его,

Не за околицей, где сором поросло

Поэзией, как утро, сладкогласной

Он вызван был на улице неясной.

<1925–1927>

«Слова из пепла слепок…» >*

Слова из пепла слепок,

Стою я у пруда,

Ко мне идет нагая

Вся молодость моя

Фальшивенький веночек

Надвинула на лоб

Невинненький дружочек

Передо мной встает

Он боязлив и страшен,

Мертва его душа,

Невинными словами

Она извлечена

Он молит, умоляет,

Чтоб душу я вернул –

Я молод был, спокоен,

Души я не вернул.

Любил я слово к слову

Нежданно приставлять,

Гадать, что это значит,

И снова расставлять.

Я очень удивился:

– Но почему, мой друг,

Я просто так, играю,

К чему такой испуг?

Теперь опять явился

Перед моим окном:

Нашел я место в мире,

Живу я без души.

Пришел тебя проведать:

Не изменился ль ты?

1928

«Тают дома. Любовь идет, хохочет…» >*

Тают дома. Любовь идет, хохочет

Из сада спелого эпикурейской ночи

Ей снился юный сад

Стрекочущий, поющий,

Веселые, как дети, голоса

И битвы шум неясный и зовущий.

Как тяжела любовь в шестнадцать лет.

Ей кажется: погас прелестный свет,

И всюду лес встает ужасный и дремучий,

И вечно будет дождь и вечно будут тучи.

<1928?>

Украшение берегов >*

Проспекты целятся стволами в зори;

Расплесни зорь стекают по асфальту к нам,

И верфи их переливают в море,

В Неву, в озера, в Беломорканал.

Суровы берега, трудами взятые –

Мы их железным говором наполним:

Мы там поставим самые прямые статуи,

Которые когда-либо смотрели в волны.

В порту, где хрупкий край морской дороги

Упирается в медлительные реки,

Над постаментом праздничным и строгим

Прищурит Ленин бронзовые веки.

Легко поднимет чуткую ладонь,

Черпнув ветров высокое движенье,

И над зеленой утренней водой

До самой Лахты лягут отраженья.

Сойдет по кранам вниз обеденная смена,

Оправив звонкие одежды Ильича,

Рабочий спрячет пламень автогена,

Поднимется на ровный скат его плеча

И там увидит, над заливом стоя,

Как город блещущий, бездонный, гулкий

Врастает красным мясом новостроек

В щетинистую даль от Токсова до Пулкова.

<1930-е>

Звукоподобие

«Он разлюбил себя, он вышел в непогоду…» >*

Он разлюбил себя, он вышел в непогоду.

Какое множество гуляет под дождем народу.

Как песик вертится и жалко и пестро

В витрине возлежит огромное перо.

Он спину повернул, пошел через дорогу,

Он к скверу подошел с решеткою убогой,

Где зелень нежная без света фонарей

Казалась черною, как высота над ней

Но музыка нежданная раздалась

И флейта мирная под лампой показалась,

Затем рояля угол и рука

Игравшего, как дева, старика.

Гулявший медленно от зелени отходит

И взором улицу бегущую обводит.

Он погружается все глубже в непогоду,

Любовь он потерял, он потерял свободу.

«Какою прихотью глупейшей…» >*

Какою прихотью глупейшей

Казалась музыка ему

Сидел он праздный и нахальный,

Следил, как пиво пьют в углу

Стал непонятен голос моря,

Вся жизнь казалась ни к чему

Он вспоминал – все было ясно,

И длинный, длинный коридор,

Там в глубине сад сладкогласный,

У ног подруг Психеи ясной

Стоит людей тревожный хор

Как отдаленное виденье

Буфетчик, потом обливаясь,

Бокалы пеной наполнял,

Украдкой дымом наслаждаясь,

Передник перед ним сновал.

Февраль 1930

«Хотел он, превращаясь в волны…» >*

Хотел он, превращаясь в волны,

Сиреною блестеть,

На берег пенистый взбегая,

Разбиться и лететь.

Чтобы опять приподнимаясь,

С другой волной соединяясь,

Перегонять и петь,

В высокий сад глядеть.

Март 1930

«Уж день краснеет, точно нос…» >*

Уж день краснеет, точно нос,

Встает над точкою вопрос:

Зачем скитался ты и пел

И вызвать тень свою хотел?

На берега,

На облака

Ложится тень.

Уходит день

Как холодна вода твоя

Летейская

Забыть и навсегда забыть

Людей и птиц,

С подругой нежной не ходить

И чай не пить,

С друзьями спор не заводить

В сентябрьской мгле

О будущем, что ждет всех нас

Здесь на земле.

Март 1930

«Он с каждым годом уменьшался…» >*

Он с каждым годом уменьшался

И высыхал

И горестно следил, как образ

За словом оживал

С пером сидел он на постели

Под полкою сырой,

Петрарка, Фауст, иммортели

И мемуаров рой.

Там нимфы нежно ворковали

И шел городовой,

Возлюбленные голодали

И хор спускался с гор,

Орфея погребали

И раздавался плач,

В цилиндре и перчатках

Серьезный шел палач

Они ходили в гости

Сквозь переплеты книг,

Устраивали вместе

На острове пикник.

Май 1930

«Прекрасен мир не в прозе полудикой…» >*

Прекрасен мир не в прозе полудикой,

Где вместо музыки раздался хохот дикий.

От юности предшествует двойник,

Что выше нас и, как звезда, велик.

Но есть двойник другой, его враждебна сила –

Не впереди душа его носилась

Плетется он за нами по пятам,

Средь бела дня подводит к зеркалам

И речь ведет за нас с усмешкою веселой

И, за руку беря, ведет дорогой голой

«Черно бесконечное утро…» >*

Черно бесконечное утро,

Как слезы, стоят фонари.

Пурпурные, гулкие звуки

Слышны отдаленной зари

И слово горит и темнеет

На площади перед окном,

И каркают птицы и реют

Над черным его забытьем

II

Нет, не расстался я с тобою

Ты по-прежнему ликуешь

Сияньем ненаглядных глаз