Песня - [2]

Сергей с ненужными подробностями стал передавать Тамаре свой разговор с Константином Васильевичем.

По растерянному выражению Тамариного лица он понимал, чю эти подробности ее уже не интересуют. Ведь о Новом годе условились с октябрьского вечера.

Случись неприятность в канун другого праздника, было бы не так обидно. Что ни говори, а разлука - неважное начало нового года.

- Плохо ты просил, - упрямо сказала Тамара. - Если бы не хотел сам поехать, никто бы тебя не мог послать.

- Как же еще просить? Он сказал...

- А ты согласился. Конечно, тебе что, ты поехал и все, а я? Ну что ж, поезжай. - Тамара отвернулась к окну и стала водить пальцем по стеклу.

Сейчас она была твердо убеждена, что Сергей ни капельки не думает о ней и что ему на самом деле очень легко - уехал, и все.

2

Как это всегда бывает, когда машина попутная и шоферу надо заглянуть во многие места, выехали уже к вечеру.

Зима была малоснежной и ветреной. Новый год, а снегу всего на два-три вершка. Местами его выдуло, и степь рыжела зализанными, иссеченными зубчатыми трещинами островками. Сегодня с утра мела поземка.

Бесноватый ветер завивал струйки снега, припорашивал степь въедливой песчаной пылью. Зимой, да еще в пасмурную погоду темнеет рано. Не отъехали от села и полутора десятков километров, шофер включил свет. Машина словно нырнула в узкий бесконечный коридор с высокими дрожащими стенами. Вероятно, потому, что в кабине было тепло, а мотор гудел ровно, как самовар, Сергею показалось, что к устойчивому сладковатому запаху бензина примешивается сытный запах пирогов. Он подумал, что в их смоленском доме все готовятся к празднику. Мать бегает по магазинам и, возвращаясь, говорит: "Ну, слава богу, кажется, все". Потом горестно разводит руками: "Старухой становлюсь - памятито совсем нет", хватает с комода кошелек и исчезает на несколько часов. Батя за вина ответственный. Этот-то прежде обо всем позаботился и теперь, вздыхая, поглядывает на фаянсовый бочонок скорей бы праздник приходил, что ли. Танюшка, та, верно, табелем хвастается: четвертый год ни одной тройки... А вот ему с Новым годом не повезло. Сергей вспомнил о недавних азартных спорах - кого звать, по скольку вносить в складчину, - и ему стало жалко себя...

Хотя бы Василий о чем-нибудь рассказал, что ли.

Сергей покосился на шофера. Тот, видно, думал о важном - смотрел хмуро. Сергей тихонько запел:

Не осенний ветер воет, Не дубравушка шумит, То мое, мое сердечко ноет, Как осенний лист дрожит.

Шофер мотнул головой и серьезно сказал:

- Не нравится мне эта песня.

- Почему?

- Тоску наводит, вроде кладбища.

- Она под настроение.

- А я бы такие песни петь запретил. Где теперь наш совхоз, мы два года назад весной приехали. Май, а на дворе холодно - то дождь, то снег. Мы в палатках, мало кто в вагончиках. Вечером со смены придешь, обсушиться по-настоящему негде. А тут в какой-нибудь палатке заведет тоскливое... Хоть стой, хоть падай.

- Я и говорю - настроение Это дело не заказное.

Всю жизнь одни веселые песни петь надоест.

- Может, и надоест. Только тоскливые песни тогда петь надо, когда у тебя настроение нормальное. Тогда от них вреда нет - споешь и все. А когда на душе свербит, веселая песня нужна: от нее легчает.

- Не думал об этом. Как-то не приходилось.

- Я тоже не думал, один человек сказал. Я ведь изза этих грустных песен чуть домой не смотался.

Заметив любопытный взгляд Сергея, шофер усмехнулся:

- Очень просто. Слушал, слушал, даже и теперь не знаю, как песня называется. Украинская. Тягучая такая.

Сложил в чемодан вещички - и на попутную... Уже на вокзале наш завгар догнал. Михаил Родионович, фамилия у него приметная - Махно. Никак заметать начинает. - Василий вытянул шею, всматриваясь в освещенный "коридор".

Сергею приходилось слышать о степных буранах, которые, неожиданно начавшись, иногда свирепствуют по нескольку дней, до крыш заносят избы, валят телеграфные столбы. Представив, что начинается именно такой буран, Сергей поежился и тоже стал напряженно всматриваться. Снежный дым уже не стелился по земле. Он набегал волнами, перехлестывая через радиатор. Казалась, что машина движется в жидко разведенной извести.

- Не было печали. - Василий вполголоса выругался - Дороги почти не видно.

- А долго еще ехать? - спросил Сергей.

- Если по-хорошему, часа два. Вообще-то был бы я один, вернулся - Зачем же дело стало? - Сергей живо обернулся к шоферу.

- Нельзя, - убежденно сказал Василий. - К завтраму дороги переметет, не проедем А сейчас, может, проскочим.

- А если не проскочим? - спросил Сергей и испугался вопроса.

Шофер не ответил. По усилившемуся гулу Сергей понял, что машина пошла быстрей.

Вскоре ветер стих, и поземка прекратилась. От степи повеяло привычным добродушным покоем Среднерусской равнины И Сергей успокоился: не всякая поземка переходит в буран. Когда он высказал это предположение, Василий неопределенно дернул плечом и на секунду выключил свет. На машину упала темнота. Не сумеречная, когда окружающее угадывается по расплывчатым, неестественно большим силуэтам, а темень густая, непроглядная, до того тяжелая и плотная, что, кажется, ее можно резать ножом. Василий авторитетно пояснил: