Песня о теплом ветре - [26]

Ее пел на мотив «Спят курганы темные…» сержант Богомазов.

…Шлепают по грязи траки гусениц, крутятся колеса пушек.

Фронтовая дорога… Ты увидишь на ее обочинах трупы врагов, сотни трупов. Они лежат — в мышиных мундирах, вцепившись пальцами в русскую землю! Вот, чего им не хватало — смерти на далеких неведомых равнинах в придорожном бурьяне и в буйной крапиве.

Где-то на неизвестном перекрестке тебя встретит генерал — член военного совета армии и вручит тебе партийный билет. А потом на таком же перекрестке ты увидишь танк KB, на броне которого написано «Даешь Берлин!». И сердце твое радостно застучит: значит, наши от Берлина близко, значит, войне скоро конец!..

Фронтовая дорога. Кажется, она бесконечна. Дни и ночи, дни и ночи. Крутятся колеса автомашин, шлепают по грязи траки гусениц. Мы наступаем!

Деревня Александрталь

Под деревней Александрталь-Пады, бывшей немецкой колонией, завязывается долгий тяжелый бой.

Мы занимаем Александрталь к вечеру. Занимаем, но вскоре сдаем. Немцы приготовили сюрприз: уходя они оставили в подвалах домов и в каменных бункерах автоматчиков.

Когда передовые подразделения продвинулись чуть дальше и в деревню приехали обозы, автоматчики вышли из подвалов.

За оплошность приходится расплачиваться дорого. Кто-то недоглядел, прохлопал, и вот теперь… В деревне — стрельба, неразбериха. На дороге — пробка, затор. Повозки, автомашины, орудия покидают Александрталь.

Перестрелка идет до полуночи, потом затихает: мы оставляем деревню. Слишком велики потери, слишком ощутим слепой неожиданный удар. Надо опомниться, собраться с силами.

Утром бой возобновляется. Немцы выпускают двух «тигров». Раньше на нашем фронте этих танков мы не встречали.

Огромные, похожие на паровозные тендеры, черные машины выползают из-за бугра.

И сразу по всем телефонам, по траншеям, по окопам слышится тревожное:

— «Тигры»! «Тигры»!

Бьют противотанковые орудия — «сорокопятки». «Тигру» это не угрожает. Он ползет вперед, и в стрелковой роте возникает смятение.

На людей необстрелянных, новичков большой черный танк с нарисованной на боку желтой оскалившейся кошачьей мордой, производит устрашающее впечатление.

«Тигры» углубляются в нашу оборону и ведут стрельбу болванками. Болванки противно свистят, шлепнувшись на землю, рикошетят, дальше летят кувыркаясь, со звуком: «ф-р-р-р».

Радист долго налаживает связь с дивизионом, кричит в трубку: «Двадцатый, двадцатый!»

«Двадцатый» — капитан Красин.

Наконец в трубке слышится голос Красина. Я докладываю, что чуть правее окраины деревни Александрталь появились «тигры». Красин отвечает:

— Я их вижу. Распорядился.

Рядом с «тиграми» возникают столбы разрывов. Это наши! Один из танков останавливается, крутится на месте: повреждена гусеница. Танковая атака захлебнулась.

И вдруг происходит удивительное и неожиданное: действующий «тигр» прекращает обстрел нашей пехоты и движется к своему собрату.

Между ними метров сто — сто пятьдесят. «Тигр» здоровый разворачивает свою пушку в сторону «тигра» раненого. Несколько мгновений, и звучат три выстрела. «Тигр» «убивает» «тигра», чтобы последний не достался нам…

Над убитым «тигром» вьется дымок. Уцелевший уходит в тыл.

Атака приносит успех: мы снова вступаем в деревню Александрталь-Пады. Но еще рано радоваться победе. В небе появляются «юнкерсы». Полсотни «юнкерсов», строго соблюдая строй, пролетают над Александрталем. На кого сбросят они свой груз?

«Юнкерсы» медленно разворачиваются, возвращаются.

Едва мы — разведчик, радист и я — успеваем подбежать к бункеру, как земля начинает судорожно колотиться, подпрыгивать… Все гудит и стонет.

Бомбежка длится недолго. «Юнкерсы» улетают. Мы выходим из бункера.

Горят дома, сараи. Горит «газик» на дороге. Около него раненая лошадь. Увидев нас, она мотает головой, словно зовет на помощь.

Мы подходим к ней: перебита нога, разворочен живот. Плохо дело, Сивка-Бурка. Я достаю пистолет.

Едкий тошнотворный ползучий дым окутал Александрталь.

— Пора на связь, — предупреждает радист.

Примостившись у полуразрушенной каменной стены, включаем рацию.

— Крылов, Крылов, где ты? — кричит Красин. — Слушай меня внимательно. Немедленно иди на НП девятки и принимай это хозяйство. Остальное узнаешь на месте… Повтори.

Что же мне предстоит узнать на месте? Что ранен или убит командир девятой батареи Бахтадзе? Он был здесь, в деревне; его НП находился на крыше большого красного кирпичного дома на окраине.

Краснокирпичного дома я не нахожу: бомба угодила прямо в него. Ко мне подбегает разведчик из девятой — Валиков.

— Товарищ старший лейтенант, идемте.

— Что произошло, Валиков?

— Комбата нашего сильно ранило. В живот. Только что отправили. Любка увезла. Нас чуть всех не накрыло. Еле успели с этого чердака оборваться. Еще бы полминуты, и нам — крышка, хана. А Бахтадзе во дворе прихватило… Не успел прыгнуть в щель.

Валиков ведет нас во двор. Здесь на поваленном дереве сидят командир взвода управления девятой батареи лейтенант Бородинский и несколько бойцов. Бородинского я знаю уже несколько месяцев. Мы вместе ездили на разведку пути, вместе выбирали наблюдательные пункты, дежурили в батальоне, ожидая, когда приведут очередного «языка».