Песня ночи - [3]

Каролина давно привыкла не обращать внимания на горящие вожделением взгляды, хотя забавно было наблюдать, как полусонные мутные глаза вдруг широко раскрывались, провожая взглядом золотое видение. Должно быть, Каролина в платье, на которое ушло несчетное количество ярдов тончайшего ярко-желтого шелка, в атласных золотистых туфельках должна была казаться им феей из сказки. Однако эта фея была не одна, ее неизменно охранял Хоукс — здоровенный молчаливый пират.

— Что бы подождать, пока улицы расчистят, — проворчал Хоукс. — Чего доброго, еще ноги порежете на этом стекле.

— Ты прав, — согласилась Каролина. — Но утром прохладнее и на рынке не так много народу.

Каролина не сказала, что намерена купить, а Хоукс не спрашивал. Не в его привычках спорить с расточительной дамой своего капитана, когда ей вдруг приходило в голову купить нарядную куклу, одетую по последней парижской моде, или безумно дорогого китайского чая и специй, или рулон итальянского шелка или французских кружев. Все, включая засушенные головы животных из южноамериканских джунглей и бутылки выдержанного бордо (это во время войны с Францией!), рано или поздно появлялось на рынке Порт-Рояля. Здесь шел обмен товарами со всего света. Единственное, о чем мечтал Хоукс, это чтобы Каролина не нагрузила его покупками выше головы — ноша не должна помешать ему с должной быстротой выхватить нож, когда это будет необходимо для охраны госпожи.

Каролина и ее спутник свернули с Куин-стрит в одну из боковых узких улочек, извивавшуюся между двумя рядами высоких кирпичных домов; минуя этот проход, они вышли на Хай-стрит, ведущую прямо к рынку.

Между тем на Лайм-стрит разворачивались события, в которых Каролине суждено было принять самое непосредственное участие. В конце улицы слышен был шум — отчаянные крики, заглушавшие даже грохот тележек с крабами и рыбой, которые везли на рынок мальчишки.

Выйдя на перекресток, Каролина и Хоукс оказались в поле зрения двух джентльменов, высунувшихся из окна второго этажа высокого кирпичного дома. Один из мужчин, повыше и помоложе, весьма смахивал на искателя приключений. Он обладал прекрасной внешностью, гибкостью и изящной грацией, которая не оставляет равнодушными женщин. У него было гладкое бронзовое лицо, орлиный нос, черные брови вразлет и волевой подбородок, но главное — глаза. Золотисто-карие и насмешливые, они смотрели на мир смело и слегка надменно. Молодой человек сидел в непринужденной позе на подоконнике, спиной опираясь на переплет рамы, свесив одну ногу на тротуар. Ленивая небрежность его позы резко контрастировала с затаенной тревогой во взгляде. Наблюдая за прохожими, молодой человек бросал короткие вопросы своему товарищу, который находился где-то у него за спиной.

— Матерь Божья! — пробормотал он, увидев Каролину. — Какая красавица! Эти флибустьеры и впрямь неплохо живут!

— Вы забыли, что говорить следует по-английски, — с тревогой в голосе оборвал его товарищ, — это может стоить нам жизни. Хочу напомнить вам, Рамон, только наша старая дружба заставляет меня…

— Знаю, знаю, — перебил его молодой человек, не сводя восхищенного взгляда с Каролины. — А я хочу напомнить тебе, Джон, что ты должен звать меня Раймоном, а не Рамоном. Я ведь теперь француз, пусть ренегат, но все же француз.

Рамон уже собирался спросить Джона, кто та женщина, похожая на видение, когда переполох, начавшийся на Лайм-стрит, докатился до Хай-стрит. Кто-то перевернул тележку с апельсинами, и оранжевые плоды полетели под ноги прохожим. Народ спотыкался и падал, костеря на чем свет виновницу переполоха — рыжеволосую девчонку, бежавшую из последних сил и упавшую прямо у ног Каролины и Хоукса.

Во время падения грубая коричневая юбка задралась, открыв взглядам толпы удивительно нарядную красную шелковую нижнюю, отороченную кружевными оборками. Юбка, честно говоря, составляла контраст с грязными ступнями и заскорузлыми лодыжками девушки.

От толпы, спотыкаясь на апельсинах, отделилась пышнотелая женщина. В задыхающейся от быстрого бега мадам Каролина узнала известную в городе даму полусвета (ходили слухи, что ей покровительствовал сам губернатор). За ней, едва поспевая, бежала разгневанная брюнетка в чем-то линяло-розовом.

— Быстрее, Сэдди! — кричала она. — Не дай же ей уйти в моей сорочке и твоей нижней юбке!

Каролина встретилась взглядом с умоляющими карими глазами девчонки.

— О, спасите меня от них! — вопила она, хватая Каролину за лодыжки. — Они с меня шкуру спустят!

Девушка была так напугана, что у Каролины дрогнуло сердце, но Хоукса было не так-то легко разжалобить. Ругнувшись сквозь зубы, он собрался оторвать Каролину от цепкой девчонки, пнув ее сапогом. Но Каролина остановила своего телохранителя и, повернувшись к двум матронам, сказала весьма строго:

— Прежде чем схватить девушку, потрудитесь ответить, в чем она виновата!

— Она воровка! Мы обе готовы это подтвердить! — завопила грудастая.

— Воровка! — завизжала дама в розовом.

— Не дадим ей уйти, — продолжала бушевать грудастая, подталкивая свою товарку вперед, к валявшейся у ног Каролины девушке.

— Стащи с ее задницы юбку, а я стяну рубашку!