Песня моряка - [14]

Поговаривали, что это еще один волшебный продукт Новой Германии. Немецкие ученые выбрасывали на прилавки много чудес. Поэтому не было ничего удивительного в том, что и из-под прилавка они продавали чудеса. Как известно, «СПИД» был изобретен в Третьем Рейхе. Гитлер пристрастился к кокаину и опасался, что торговые пути из Перу могут оказаться под угрозой, если война, не дай Бог, кончится. Поэтому на всякий случай ему нужна была замена. Метамфетамин оказался ближайшим аналогом, который смогли разработать его химики. Но это было еще до появления дури.

Считалось, что разные части формулы дури разрабатываются в разных секретных лабораториях — одна во Франкфурте, а другая в Берлине. Кое-кто из канаков, живших неподалеку от алеутов, утверждал, что эти лаборатории видели в Сибири. Вероятно, восточно-германский филиал. Еще одна лаборатория, по слухам, располагалась в бункере под военным заводом на Тайване. И с тех пор как все психогенные вещества растительного происхождения были генетически уничтожены, Дурь на Аляске превратилась в основной источник наркозависимости. Особенно много ее потребляли во время изнурительных лососевых путин. И чем меньше ее оставалось, тем агрессивнее становились рыбаки. Они начинали совершать налеты в моторных лодках, нацепив портупеи поверх прорезиненных штанов. И для того, чтобы защитить свой улов, требовалась недюжинная сноровка.

Исаак Соллес и Эмиль Грир были постарше и не относились к этому агрессивному племени. Айк практически прекратил пользоваться стимулятором. А Грир в течение целого дня мог смаковать одну кружку, как кофе. Только дурь была лучше, чем кофе: с ней можно было вкалывать до упора. а потом спокойно заснуть и проснуться свежим и отдохнувшим. Просто при таком отдыхе не снилось никаких снов. Пожалуй, это было самым неприятным побочным эффектом. А единственным осложнением при отвыкании был легкий насморк и некоторая нервозность, проходившая через несколько дней после глубокого сна. Насморк не сильно осложнял жизнь, а нервозность снималась алкоголем.

В одном из вывернутых ящиков кубрика Грир обнаружил бутылку «Сиграма». Айк приволок две баночки «Доктора Лайта». И пока Грир срезал с головы Айка последние бинты, они выпили бурбон и теплую колу.

— Чушь, старик. Нет у тебя никакого сотрясения. Ничего особенного, только шишка. А я-то думал, ты действительно ранен.

Крылышки пластыря были отклеены точно таким же образом, как они и приклеивались — с помощью человеколюбивого алкоголя. Закончив, Грир отошел в сторону и внимательно осмотрел царапины на щеках и шее Айка.

— Значит, коты? Что-то не похоже. Кажется, у вас там было что-то еще. Ну-ка признайся старику Эмилю.

— Сначала я хотел бы узнать, что происходило в моем фургоне до того, как я появился.

— Bay! Bay! Так это она тебя так исцарапала? Луиза Луп? — Грир поболтал остатки жидкости в своей кружке и, довольный тем, что ему наконец-то удалось спровоцировать Айка, уселся на единственную табуретку. — Ну надо же, аи да Лулу.

— Нет, это не она, — сообщил ему Айк. — Это действительно была кошка.

И потягивая виски с колой, он поведал обо всем, что произошло утром — начиная от замурованной в банке твари, разбудившей его на заре, до придушенных криков и странного мужика серебристого цвета. Гриру очень понравилось — он цыкал зубом и сопровождал рассказ одобрительными кивками.

— И под звуки фанфар помчался на спасение. Знаешь, Исаак, мне даже жаль, что я там не задержался, чтобы посмотреть на этого экзотического мужика. Мне бы это доставило несказанное удовольствие, — с сожалением заметил Грир.

— А ты меньше шныряй через черный ход, встретишь массу интересного.

— Меня, как ученого и исследователя, интересует процесс наблюдения, Исаак. Действовать я предоставляю таким рыцарям, как ты. — Грир возбужденно поерзал на своей табуретке. — Так откуда же вдруг взялся этот неожиданный супруг Лулу?

Айк пожал плечами.

— Насколько я понимаю, вырос из-под земли, как поганка.

— Вчера в «Бездомных Дворнягах» болтали, что в Квинак приезжает какая-то киногруппа. Может, он голливудский лазутчик? Лулу ничего не говорила?

— Лулу сказала, что на нем тавро Ионы.

— Тавро Ионы? Что это за тавро такое?

— Оно приносит несчастье, согласно верованиям папы Лулу.

— Bay! Во что, интересно, может верить старый Папаша Луп?

— Ну, например, в кегельбан-автомат. — Да, он действительно слегка забалдел. — Все, кроме красных шаров и черных свиней, приносит ему несчастье.

— Ты говоришь, настоящий альбинос? Никогда не видал.

— В Почетном лагере сидел один, — вспомнил Айк. — Тощий мелкий припанкованный дилер в темных очках с дымчатыми линзами. Доводил охранников до бешенства тем, что они не могли их конфисковать.

— Он тоже приносил несчастье? — потрясенно осведомился Грир.

— Нет, только создавал массу шума и неприятностей, как это всегда бывает с панками. Он считал себя слишком большим умником — деньги, шприцы и всякое такое. А потом он как-то склеил челюсти тюремному псу суперклеем, за то что тот цапнул его. Не слишком мудрый поступок для заключенного. Его могли запросто прикончить за это, но за ним присматривал кто-то из Больших братишек. И звали его Святым Ником.