Песня любви - [61]

—Неужели? — Золотистая бровь изогнулась дугой, и она поняла, что все последние дни этого ей не хватало. — Иди сюда, Джордж.

Глаза ее округлились.

—О, нет, — произнесла она, энергично качая головой.

—Я всего лишь хочу доказать, что ни чуточки не зол на тебя.

—Уверяю вас, мне достаточно вашего слова.

—Джордж...

—Нет!

—Тогда я к тебе подойду.

Она вскочила на ноги, весьма нелепо выставив вперед свой стакан, как если бы он мог послужить некоей защитой.

—Капитан, я протестую.

—Я тоже, — сказал он, обходя стол. Тем временем она двинулась в другую сторону, чтобы стол продолжал их разделять. — Ты не доверяешь мне, Джордж?

Времени для изыскания дипломатического ответа не было.

—Нет.

Его смешок избавил ее от необходимости продолжать.

—Смышленая девушка. Мне говорили, что я ужаснейший распутник, однако мне больше по душе как меня именует Ригэн — «знаток женщин». Это и поточнее, и звучит поприятнее, как ты полагаешь?

—Я полагаю, что вы пьяны.

—Моего брата такое слово обидело бы.

—Да чтоб он лопнул, этот ваш брат, и вы вместе с ним! — огрызнулась она. — Это нелепо, капитан.

Она прекратила хождение вокруг стола, только когда и он остановился. В руке она продолжала сжимать стакан, ухитрившись не расплескать ни капли. Теперь поставила стакан на стол. Взглянула ему в лицо. Он улыбался ей.

—Я полностью с тобой согласен. Джордж. В самом деле, ты же не собираешься заставить меня гоняться за собой вокруг этой мебели, а? Это занятие для гунявых старых дураков и служаночек.

—Это сравнение подходит, словно ботинок нужного размера к ноге, — мгновенно отреагировала она и тут же осеклась, осознавая допущенный промах.

Весь юмор будто сдуло с него.

—На сей раз я тебя заставлю сожрать этот чертов ботинок, — прорычал он, перепрыгивая через стол.

Джорджина была слишком ошеломлена, чтобы бежать, да и в те несколько секунд, которые ему потребовались, чтобы очутиться перед ней, она бы вряд ли далеко убежала. Тут же почувствовала, как эти большие, мускулистые руки обхватывают ее, прижимая к нему все сильнее и сильнее, пока не ощутила все его твердое тело, притиснутое к ней. Она должна была бы одеревенеть, разъяриться, по крайней мере, превратиться в этих тисках в лепешку. Вместо всего этого ее тело как бы влилось в его, уступая вопреки всему, словно оно только этого и ждало.

Рассудок ее запоздало подсказал, что следует противостоять с помощью какой-то едкости, однако было слишком поздно. Она пала жертвой медленного поцелуя, всепроникающего, сладостного и чувственного, окутавшего ее чудесными чарами, которые было немыслимо развеять. Он длился и длился, распаляя ее все сильнее, и она уже не могла определить, когда удовольствие переросло в жгучее желание.

Он нежно пощипывал ее губы своими, и вот тут ей стало очевидно, что она не хочет, чтобы ее отпустили. Ее руки, забравшиеся в его густую гриву, сказали ему об этом. Ее тело, еще теснее прижимавшееся к его, сказало ему об этом. В конечном счете, об этом сказала она сама, шепотом произнеся его имя — и была вознаграждена его бередящей душу улыбкой, которая заставляла ее млеть и таять.

—Как там наш маленький чопорный Джордж — уже отошел ко сну? — поинтересовался он охрипшим голосом.

—Он крепко спит.

—А я-то думал, что теряю хватку... в мои-то преклонные годы.

—Ай! — Она вздрогнула, как бы воздавая ему по заслугам.

—Прости, любовь моя, — сказал он, однако в его улыбке не было раскаяния.

—Ничего, все в порядке. Я привыкла к мужчинам, которые просто не могут удержаться, чтобы не понасмехаться хоть чуточку.

—И как это, тебе по вкусу?

—Что?

—Ботинок.

Этот человек был форменным дьяволом — оказался способным заставить ее рассмеяться, когда единственное, чего она желала — это слиться с ним.

—Не слишком. Но ты — да.

—Что «да»?

Ее язычок высунулся, чтобы жадно лизнуть его нижнюю губу.

— Приятен на вкус.

Джорджина едва не испустила дух, так сильно он притянул ее к себе.

—Слова, подобные этим, принесут тебе извинения и все, что ты еще пожелаешь.

— А если все, чего я желаю — это ты?

—Моя дорогая, это само собою разумеется, — уверил он ее, перенося к своей кровати.

Чувствуя себя невесомой в его крепких руках, Джорджина тем не менее цепко держалась за него. Ей просто нужно было тесно с ним соприкасаться, и она с неохотой отстранилась даже для того, чтобы дать ему возможность снять с нее одежду. Неужели она всерьез могла считать, что способна забыть, что и как этот мужчина заставлял ее чувствовать ранее? То же самое ощущала она и теперь. Она пыталась забыть это, прилагала немалые усилия. Помогала ей здесь его разгневанность. Но теперь он больше не сердился, а она извелась от попыток противостоять неведомой силе. О, Боже, эти чувства...

Она охнула, словно обожженная огнем, когда губы его коснулись одной ее груди. Она уже извивалась, когда он еще кончил ласкать другую. Она хотела его прямо сейчас, однако он растягивал время, перевернув ее, доводил до безумия, отдавая дань каждому дюйму ее тела, особенно твердым выпуклостям попки, которую слегка массировал, целовал и покусывал до тех пор, пока ей не почудилось, будто под ней развели костер. Когда наконец перевернул ее обратно на спину, то его палец, вошедший в нее, вызвал в ней настоящий взрыв. Она испустила вопль, и его рот приник к ее, чтобы принять эту высочайшую оценку его мастерства. И когда спустя мгновения он вошел в нее, то познакомил ее с новыми доказательствами своего искусства: каждое следующее его движение было чуть иным, но неизменно более приятным, чем предыдущее, каждое исторгало из нее вздох, если он не закрывал ее губы своими. Знаток женщин? Благодарение Богу.