Песня любви - [12]

Малколм смотрелся хорошо, очень даже хорошо. Он был все так же красив, и девушка едва обратила внимание на маленького ребенка, которого он прижимал к себе, милую, примерно двухлетнюю девчушку с длинными светлыми волосами и серыми глазами. Джорджина видела лишь Малколма, который так же ее рассматривал, как будто вроде бы и не узнавал. Но, разумеется, он узнал ее. Она же не настолько изменилась. Просто изумлен, и тому были причины. Последним человеком, которого он мог ожидать увидеть на пороге своего дома, была именно она.

Ей следовало произнести какие-то слова, но голова, похоже, служила ей в тот момент не слишком хорошо. А затем Малколм перевел взгляд с нее на Мака, и выражение его лица медленно изменялось по мере того, как он узнавал, появилась приветливая улыбка. Малколм явно не осознавал, что означало его невнимание для девушки, проделавшей столь долгий путь, чтобы отыскать его.

—Айан Макдонелл? Ты ли это?

—Да, парень, собственной персоной.

—В Англии? — Малколм недоверчиво покачал головой и, демонстрируя радость, хмыкнул. — Ты меня совсем с толку сбил. Ну заходи же, дружище, давай. Нам надо всерьез это отметить. Черт возьми, ну и сюрприз!

—По-моему, из всех нас один я пытаюсь все еще что-то соображать, — суховато ответил Мак, глядя на Джорджину. — Тебе не найдется что сказать, крошка?

—Да. — Джорджина прошла в комнату, служившую гостиной, беглым взглядом окинула ее, затем перевела взгляд снова на своего жениха и смело спросила: — Чей это ребенок, Малколм?

Мак кашлянул и вперился в потолок, как если бы некрашеное дерево внезапно приковало его интерес. Малколм хмуро смотрел на Джорджину, медленно привлекая маленькую девочку к себе.

—Я знаком с вами, мисс?

—Ты хочешь сказать, что действительно меня не узнаешь? — Это было произнесено с немалым облегчением.

Малколм еще сильнее нахмурился.

—А мне следует узнать?

Мак вновь кашлянул. Или теперь он подавился? Джорджина одарила одной из самых ослепительных улыбок любовь всей своей жизни.

—Тебе бы следовало, но я прощаю тебя за то, что меня не узнал. Времени прошло с тех пор немало, и мне говорили, что я изменилась больше, чем сама подозреваю. По всей видимости, мне придется этому поверить. — Она издала нервный смешок. — Неловко, конечно, что именно тебе я вынуждена представляться. Я Джорджина Эндерсон, Малколм, твоя невеста.

—Малышка Джорджи? — Он попытался рассмеяться, но не слишком в этом преуспел, во всяком случае, такие звуки мог издавать человек, охваченный удушьем. — Вы восхитительны! Она не была... Я имею в виду, она не выглядела... Никому не под силу столь значительно измениться.

—Разумеется, я должна принести извинения за то, что изменилась так сильно, — проговорила Джорджина, и в голосе ее послышались жесткие нотки. — Ты знаешь, произошло это не за одну ночь. Был бы ты рядом, смог бы наблюдать, как происходила постепенная перемена... Но тебя рядом не было, так ведь? Отсутствовавший три года Клинтон пришел в изумление, однако он все же меня признал.

—Он же твой брат! — запротестовал Малколм.

—А ты мой жених! — выпалила она в ответ.

—О, Боже, не можешь же ты все еще считать... Сколько лет назад это было — пять или шесть? Никогда не думал, что ты станешь ждать, к тому же — война. Она ведь все изменила, разве ты не видишь?

—Нет, не вижу. Когда началась война, ты находился на английском корабле, однако не по своей вине. Ты все еще оставался американцем.

—Вот в том-то и дело, девочка. Я никогда до конца не чувствовал себя американцем. Родителям моим хотелось там осесть, но никак не мне.

—Да что ты такое говоришь, Малколм?

—Я англичанин и был им всегда. Когда меня насильно вербовали, я, хотя был совсем молод, прямо об этом заявил, и мне поверили, что я не дезертир. Мне позволили наняться на службу, и я был рад это сделать. Служу вторым помощником капитана на...

—Мы знаем твой корабль, — резко оборвала Джорджина. — Мы поэтому и нашли тебя, хотя месяц это у нас заняло. Не сомневайся, ни одно американское торговое судно не допустило бы, чтобы регистрационные книги были бы в таком ужасном состоянии. Моим братьям известно, где найти любого из их матросов, когда судно находится в порту... Но это к делу не относится, так ведь? Ты перешел на сторону англичан! Четверо из моих братьев во время войны добровольно отдали свои суда, чтобы их использовали в качестве каперов, и ты мог столкнуться с каждым из них!

—Спокойней, крошка, — вмешался Мак. — Ты с самого начала знала, что ему придется воевать против нас.

—Да, но не по собственной воле. Он сам признается, что сделался предателем!

—Нет, он признается, что любит страну, где родился. Нельзя за это винить человека.

Нет, она не должна этого делать, как бы ей того ни хотелось. Чтобы сгнили все англичане! О, Боже, как они ей ненавистны. Они не только похитили у нее Малколма, но и заставили его симпатизировать их делу. Теперь он был англичанином и явно гордился этим. Но он все еще оставался ее женихом. И в конце концов, война же была позади.

Лицо Малколма сделалось красным, однако она не могла понять, от неловкости или же от досады на ее обвинения. У нее самой тоже щеки пылали. Вовсе не такой представляла она себе их встречу.