Песня кукушки - [45]

Он говорил так утомленно, как будто много миль нес тяжелую ношу и только сейчас понял, что впереди подъем в гору. Не-Трисс почувствовала болезненный приступ жалости, смешанный с замешательством.

— А… а завтра мы поедем домой? — прошептала она.

Возникла пауза, пока отец миновал узкий крутой поворот.

— Да. Завтра первым делом.

Изгибающаяся дорожка вела сквозь березовую рощицу, черные пятна на белых стволах деревьев казались незажившими ранами. В лесу сильно пахло гнилью и иссохшим мхом. В конце спуска под защитой маленького утеса, словно прячась от дождя, стоял дом из серого камня. От него уходила вниз дорожка к пляжу, где море лизало редкие камни, погружая все вокруг в глубокое спокойствие.

ГЛАВА 18 ЯИЧНЫЕ СКОРЛУПКИ

Когда Не-Трисс вышла из машины, ее поразил холодный ветер, дующий с пляжа, и влажный соленый запах водорослей и мокрой земли, затапливаемой приливом. Словно уже наступила глубокая осень. Свет угасал, солнце то и дело пряталось за тучами, простирая тусклые белые крылья над горизонтом. Потом дверь коттеджа неожиданно открылась, и в дверном проеме загорелся приветливый оранжевый свет. Там стояла, держа в руках масляную лампу, молодая женщина с взъерошенными волосами.

— Мистер и миссис Кресчент? — Было очень странно услышать такой дружелюбный голос на фоне этого серого пейзажа. — Мне показалось, я услышала звук подъезжающей машины. И я только что поставила чайник. Входите!

Пока отец доставал багаж, Не-Трисс с матерью юркнули в ярко освещенную дверь и остановились, роняя капли на пол, в маленькой прихожей. Теперь, когда встречавшая их оказалась совсем близко, Не-Трисс увидела, что она моложе, чем ей показалось, — по всей вероятности, не старше шестнадцати лет.

— Я Дот, — объявила девушка с масляной лампой, как будто это все объясняло. У нее было худое, полное жизни лицо с большими темными глазами и острым подбородком. — Проходите, я разожгла камин.

Она провела их в маленькую гостиную с выцветшими занавесками и стенами, обитыми темными деревянными панелями. Здесь находился низкий исцарапанный стол и пять больших продавленных парчовых кресел, пропахших собаками.

— Давайте вашу верхнюю одежду, я повешу ее сушиться.

На Дот было простое практичное голубое платье, поверх которого был накинут передник, — вместо обычной униформы, которую носят слуги. Ее обращение было на удивление дружелюбным, и это привело Не-Трисс в замешательство. Она вела себя слишком вольно для горничной, но у нее был сильный элширский акцент и огрубевшие от частого мытья полов руки. Не-Трисс ожидала, что ее мать примет надменный вид и будет отвечать отрывисто и неодобрительно, чтобы поставить девушку на место. Но мать лишь тихо пробормотала что-то в знак согласия, протянула пальто и позволила проводить ее к креслу.

Комнату заливали свет камина и нескольких маленьких свечей и ламп, расставленных вдоль каминной полки и на столе. Осмотревшись, Не-Трисс обнаружила, что не видит газового освещения.

— А где газовые лампы?

— О, в доме нет газа, — жизнерадостно сказала Дот. — Не стоит своих затрат — пришлось бы проводить трубы по холму только ради этого места. Но в большинстве комнат хорошие камины и изрядный запас свечей.

К тому времени как отец занес все чемоданы в дом, Не-Трисс и мать сидели и пили горячее какао, наблюдая, как сушатся их пальто.

— Только посмотрите! Дождь унимается. Вот так всегда. Он прекращается, стоит кому-нибудь войти в дом… — Дот продолжала свою легкую и веселую болтовню, и Не-Трисс поймала себя на том, что глубоко ей благодарна за это. Слова Дот перекидывали мост за мостом над зияющей пропастью вязкого молчания.

— Думаю, вы хотите взглянуть на свои комнаты?

Лестница была темной и узкой, в середине ступенек за сотни лет ноги протерли впадины. Двери в спальни были низкими и разными по размеру, и отцу пришлось нагнуться, чтобы войти.

— Сэр, мэм, это ваша спальня. Под застрехой живет семья ласточек, и их утренний щебет может испугать поутру, но, если вы закроете ставни, вы их не услышите. Вот эта комнатка ваша, мисс. Из окна вы можете увидеть остров Уэллвезер.

Маленькая комната Не-Трисс с низкими потолками и деревянными панелями отчасти успокаивала, отчасти внушала клаустрофобию. Единственный свет давала масляная лампа на столе.

— Я оставлю вас устраиваться. Если вам что-нибудь потребуется, я на кухне готовлю ужин.

При слове «ужин» Не-Трисс почувствовала, как в ней зашевелился ужасный голод — словно просыпался гигантский мастиф. Оставшись в уединении своей комнаты, Не-Трисс подождала несколько секунд, прислушиваясь к скрипам — ее родители спускались по лестнице. Только когда эти звуки утихли, она открыла чемоданчик и вывалила его содержимое на кровать. Схватила и проглотила вышитый носовой платок, стопку открыток и пару перчаток, потом прислонилась к стене, пытаясь собраться с мыслями.

Пламя в камине едва начинало разгораться, и воздух был еще настолько холодным, что изо рта вырывались облачка пара. Зачем родители привезли ее сюда? Может, это все-таки обман? Может, это «лечение отдыхом», в конце концов? Может, доктора считают, что газ не способствует отдыху? Дом был совершенно тихим. Не-Трисс напряглась в попытке расслышать голоса родителей и не смогла. Как давно они ушли из комнаты? Охваченная паникой, она слетела вниз по лестнице, чуть не спотыкаясь на ступеньках, и выскочила в гостиную. Пустая. Никого не было и в соседнем зале, и в маленькой столовой.