Песня длиною в жизнь - [51]
— Я здесь…
Эдит совершенно забыла о присутствии Лулу. Она удивленно посмотрела на него, смущенно рассмеялась и взяла предложенный бокал из его рук.
— За что пьем? За мужественность Ива? — Она глупо хихикнула, как юная влюбленная барышня.
— Мы пьем за сообщение от мадемуазель Бигар. Я только что разговаривал с ней по телефону во время концерта.
Эдит чуть не уронила бокал. Шампанское выплеснулось и залило ее руку жемчужными каплями. Она немедленно слизала их, что было не очень прилично, зато помогло ей успокоиться. Хотя ее охватил страх, она нашла в себе силы задать вопрос удивительно спокойным голосом:
— Почему ты не сказал мне сразу?
Спустя мгновение она поняла, что Лулу не принес бы ей шампанского, если бы это были плохие новости.
— Когда я мог тебе это сказать, Эдит? Ты стояла на сцене. Но вот теперь я здесь.
Она кивнула.
— Итак?
— Назначена дата слушания. Все произойдет на следующей неделе…
Разочарованная, она прервала:
— И это все? Тогда я бы предпочла не пить шампанское до следующей недели. Хотя стоп! Обидно упускать такую возможность. Я выпью его сейчас, но не за кого-то и не за что-то, а просто так.
Она решительно подхватила бокал и одним длинным глотком выпила пузырящийся напиток, не дожидаясь, пока Луи скажет тост и вообще не глядя на него.
— На здоровье! — сухо проговорил он. — Мадемуазель Бигар сказала, что Морис Шевалье вернулся в Париж. «Весь в белом», как она выразилась. Комиссия оправдала его по всем статьям обвинения.
— Что? Просто так?! — Эдит с трудом подавила кашель, вызванный пузырьками шампанского.
— Ну, не совсем. Говорят, что писатель Луи Арагон[54] убедил Шевалье спеть «Интернационал» на кладбище Пер-Лашез перед мемориалом в честь убитых в тысяча восемьсот семьдесят первом году коммунаров. Это стало знаковым событием.
Она подумала об элегантном, всегда спокойном и уверенном в себе Морисе Шевалье, необыкновенно обаятельном человеке. Он был почти вдвое старше нее и, сколько она себя помнила, являлся настоящей звездой, королем парижского шансона, которому она всегда выказывала искреннее и глубокое восхищение. Несмотря на свое простое происхождение, Морис казался настоящим джентльменом, исполненным благородства. Эдит с трудом смогла бы заподозрить его в любви к коммунарам. Что за странное выступление на кладбище? Это была цена, которую ему пришлось заплатить за снятие обвинения. Эдит содрогнулась при мысли о том, чего же попросят у нее.
— Теперь уже известно, кто его осудил, — продолжил Луи. — А еще Шевалье согласился сделать публичное заявление, которое снимут на камеру, что он никогда не был именно на гастролях в Германском рейхе, а только пел перед французскими военнопленными в лагере, где он и сам находился в качестве военнопленного во время Великой войны. Говорят, что он помог выйти на свободу десяти заключенным. Однако Андре думает, что это намного меньше того, что сделала ты, Эдит. Поэтому она уверена, что комиссия также оценит твой вклад и дело будет закрыто.
— Дело, — беззвучно повторила Эдит.
Воспоминания о следователе из префектуры мучили ее, как заноза. Она пригладила волосы беспомощным жестом. Худшим для себя она считала отсутствие возможности что-либо предпринять, как-то вмешаться в процесс принятия решений.
— Пожалуйста, потерпи, — сказал Луи и налил ей еще. — Все будет хорошо. Я абсолютно уверен в благополучном исходе. Мадемуазель Битар тоже.
Его бокал со звоном коснулся бокала Эдит.
— Мы должны выпить за это, Эдит.
Её рука скользнула к цепочке с крестиком. Произнося про себя слова молитвы, Эдит кивнула Лулу. В этот раз она пила медленнее.
ГЛАВА 19
Марсель
Она врала. Врала в префектуре, врала членам комиссии, врала даже своим друзьям и коллегам. Лгала насчет того, что никогда не спала с немцем.
Как долго удастся скрывать правду? Возможно, пройдет всего несколько дней, прибудет полицейский с повязкой ФКП и арестует ее. Тогда решение комиссии будет явно не в ее пользу. Если они узнают, что их обманули, дружелюбный председатель ее не пощадит. Даже показания Деди ничего не смогут изменить. Сто двадцать поддельных паспортов для пленников против лжи, которая с момента освобождения Парижа каралась сильнее, чем любая другая. Ее бросят в тюрьму, возможно, в пресловутый лагерь Дранси к северу от столицы. Ее запрут. У нее не будет возможности видеть небо, свободно передвигаться и выходить на улицы своей родной страны. А все потому, что она пустила немца в свою постель…
— Эдит! — послышался мужской голос.
Чья-то тяжелая рука трясла ее за плечо.
Полицейский уже здесь, чтобы забрать ее. Она подтянула ноги к животу, свернулась калачиком, чтобы стать еще меньше, — возможно, тогда ее не заметят. Но они ее никогда не упускали.
— Эдит!
Почему голос звучит так знакомо? Чувствуется до боли сильная хватка, но, как ни странно, тоже знакомая.
Она слишком устала, чтобы правильно интерпретировать свои ощущения. По крайней мере, она понимала, что находится где-то между глубоким сном и пробуждением. Но что все-таки было сном, а где уже начиналась реальность? Ее руки стали тяжелыми. На нее уже надели наручники, чтобы она не могла сопротивляться? К ее удивлению, вскоре руки обрели подвижность. Ей удалось сдвинуть маску для сна на лоб. Она заморгала, пытаясь разглядеть что-то в сумерках.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Образы составляют нашу жизнь. Реальные, воображаемые, мимолетные, те, что навсегда запечатлеваются в памяти. И пока живы образы, жива история, живы люди, жив каждый отдельный человек. Роман «Годы» — словно фотоальбом, галерея воспоминаний, ворох образов, слов, вопросов, мыслей. Анни Эрно сумела воплотить не только память личности, но и коллективную память целой эпохи в своей беспрецедентной по форме и стилю прозе. И страницы, пропитанные нежным чувством ностальгии, смогут всколыхнуть эти образы в вашем сознании, увековечив воспоминания навсегда.