Песня длиною в жизнь - [27]

— С чего? — нахмурился Ив.

Затем он повторил непонятное слово, сделав неправильное ударение:

— Мольер. Что это? Никогда не слышал!

Его вопрос был искренним. Он не смеялся над ней. Впрочем, Эдит не собиралась издеваться над его невежеством. Ее вовсе не удивило то, что он понятия не имел о Мольере. В конце концов, уж она-то знала, каково быть выключенной из жизни из-за отсутствия образования. Собственно, это и побудило ее научить Ива всему тому, что она сама уже успела узнать.

— Мольер — один из величайших поэтов нашей страны. Он жил в семнадцатом веке и писал замечательные комедии. Ты повеселишься, когда будешь читать его произведения.

В мыслях она уже видела продолжение занятий: если Ив успешно справится с этой задачей, она пригласит его в театр. В Париже уже открылось большинство из них.

Он мог бы начать с комедии «Скупой» или с другого произведения Мольера. Узнал бы что-то новое, а она бы получила удовольствие, наблюдая за его реакцией.

Однако он вовсе не пылал энтузиазмом.

— Неужели ты думаешь, что меня может развлечь писатель, который жил в семнадцатом веке?

— Если нет, то он, по крайней мере, научит тебя литературному языку. — Эдит подошла к буфету со стопками книг. Это были подарки, которые она бережно хранила и заботливо перевозила с собой каждый раз, когда переезжала. Она вытащила тонкий томик и протянула его Иву.

Он пробормотал что-то неразборчивое, но явно без особого воодушевления. За книгой он потянулся неохотно, но когда их руки случайно соприкоснулись, его движения стали тверже. Пальцы молодого человека были теплые, требовательные, чувственные. Видно было, что его мысли направлены не на классическую литературу, а на нечто совершенно иное. Улыбаясь, Эдит отняла руку.

— Ты наверняка получишь больше удовольствия от чтения «Школы жен», чем от «Мнимого больного».

Она почувствовала, что задыхается, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Втайне ей хотелось, чтобы Ив крепко обнял ее и никогда не отпускал. Его прикосновение отзывалось в теле Эдит еще несколько часов спустя, даже во время вечернего выступления. Чтобы оказаться на некотором расстоянии от Ива, она отступила в глубину комнаты. Ее ноги хотели другого: бежать к нему, но она заставила себя двигаться в противоположном направлении, в сторону Симоны, которая, не сдержавшись, тихонько хихикнула где-то вдалеке.

Когда приезжал Ив, Симона иногда оставалась в гостиной, но обычно она либо отсутствовала, либо уединялась в своей маленькой спальне. Как правило, она сидела в кресле в углу и вязала носки. Эдит не знала, чем это было вызвано: может, подруга предвидела наступление холодной зимы, а может, просто хотела использовать имеющуюся у нее в запасе шерсть. Одно было очевидно: Симона сгорала от любопытства. Ей очень хотелось знать, что творится между Эдит и этим парнем.

Ив раскрыл книгу и начал читать. Его речь от напряжения стала еще более корявой, чем обычно. Гласные в каждом слове незнакомого текста зазвучали совсем уж протяжно. Казалось, что последние несколько дней он ни секунды не работал над своей дикцией:

Мы можем из рогов и то и се создать;

Бывают случаи, когда желать их надо

И в них окажется немалая отрада…[37]

Он поднял глаза.

— Ты это серьезно, да?

— Я не замужем. Поэтому я вообще не могу наставить мужу рога.

Симона фыркнула, стук спиц замедлился.

— Он имеет в виду не тебя, Малышка, а Мольера.

— В самом деле, дитя печали — это точно не про Мольера, — Эдит рассмеялась над возникшим недоразумением. — Мольер, возможно, женился на собственной дочери. Дело так и не прояснилось, он всю жизнь отрицал свое отцовство. Не вызывает сомнений только то, что у него был роман с ее матерью.

— Содом и Гоморра, — сухо заметила Симона.

Ив с уважением посмотрел на Эдит.

— Откуда ты все это знаешь?

Она встала рядом ним, опершись о спинку его стула. Так она находилась рядом, но не прикасалась к Иву.

— Я встретила человека, который пробудил во мне понимание литературы. Он мой лучший друг, мы родственные души. Через него я получила представление и о классике, и о современных авторах.

— И о текстах песен?

— Нет, — улыбнулась она. — Нет, в данном случае речь идет не о песнях, а о пьесах, стихах и прозе. Чтение, усвоение звука очень много значит для меня. И это важно для выразительности нашего музыкального языка, для нашего самовыражения и, следовательно, для пения, понимаешь?

Ив колебался. Похоже, он не понимал, о чем говорила с ним Эдит.

— Я добился успеха, не прочитав ни одного произведения американских или французских писателей, — сказал он упрямо.

— Этот успех мимолетен и в долгосрочной перспективе ничтожен, — сказала она терпеливее, чем говорила с ним обычно.

— Хм, — фыркнул он, качая головой. — Кто принес тебе эти странные тексты, Эдит? Твой друг хотя бы знаменит?

Она легонько шлепнула его по затылку. Как будто строгая учительница наказала своего глупенького ученика.

— Это Жан Кокто, ягненочек…

— Я не слышал…

— Жан Кокто — самый известный современный поэт Франции, — подсказала Симона.

— И все же я его не знаю, — пробормотал Ив, хватаясь за голову в том месте, куда пришелся шлепок Эдит.

— Тогда тебе следует с ним познакомиться. — Она отошла от него и вернулась к буфету, чтобы найти там томик новелл своего друга. — Твое произношение наверняка улучшится после того, как ты осилишь Мольера, а потом Кокто. И было бы лучше, если бы ты читал тексты, держа карандаш во рту, — продолжила она, — тогда то, что ты называешь речью, наконец исправится. Начнем прямо сейчас…