Песни вещих птиц - [45]
Вернись. Обернись. Посмотри на нас. Вернись. Обернись. Всё не то, чем кажется. Всё не так, как видится.
Желудок скрутило, как и раньше, но Лёша до последнего старался не подать вида: ладонь Дивьи всё ещё лежала на его локте, прикосновение холодило кожу, разжигая огонь внутри. Её рука легко выскользнула, Дивья отошла, и Лёша снова смог дышать.
– Только одно кружево осталось.
– Да, – сказала Дивья, – только одно. Только один дом.
– А потом? Никто особо не хочет с нами разговаривать, ведь мы не садимся за стол… Как же нам искать Марьяну?
– Всё просто. Не надо спрашивать, всё само случится. Идём дальше.
Но она стояла. Осталось рукоделие Недоли – чёрное, словно ночь, сплетённое туго. На свету можно было разглядеть, как нити искрятся, словно волосы Дивьи.
– Идём? – Лёша осторожно взял её за руку. Он чувствовал, что каждый шаг даётся ей с трудом, что она не хочет идти в последний дом. Знал, не стоило и спрашивать: там будет по-другому.
Аквамариновый свет угас, небо снова стало синей мутью. Рыбы и киты поплыли, нагоняя жути. Ветер стих, на смену ему пришёл густой туман. Лёша сжал руку Дивьи крепче, их пальцы сплелись. Не потеряться бы в белом мареве.
Очертания вдалеке казались скальными пиками, но вскоре прояснилось. Это был замок. Шпили разрывали синюю муть, закручивали воронкой, во все стороны валил густой белый пар. Он окутывал стены замка, стелился по окрестностям. Дышать было нечем.
– Надо скорее войти внутрь, – сказал Лёша, – задохнуться можно… Отдадим твоё последнее кружево и прочь отсюда. Слышишь, Дивья?
Он почти не видел её, только едва мерцали волосы.
– Да, – слабо отозвалась она. – Я… я не могу. Лёша, я не могу.
– Это тот самый замок, да?
Он догадался сразу, как только увидел его. Нет, даже раньше – когда заметил страх в глазах Дивьи. Или ещё раньше, когда она настаивала, чтобы он уходил и не оборачивался. Или ещё раньше.
Она молчала. Только бы не потерять её хрупкую руку. Он сжал ладонь крепче.
– Скажи… Ты уже была здесь?
Душно стало не только телу, но как будто и мыслям. Они крутились вокруг одного и того же. Конец, здесь конец, отсюда нет выхода, вся жизнь, куда бы ты ни бежал, что бы ни делал, приведёт сюда. Все мечты тщетны, все порывы тщетны, все желания глупы – исход один, и здесь ты задохнёшься… До отчаяния хотелось выкарабкаться из этой ямы, вернуться в жизнь – яркую, свежую, ароматную.
– Это мой дом, – ответила Дивья наконец и попыталась высвободить руку, но Лёша потянул её к себе. Он не понимал, что делает. Руки прошлись по спине, по искрящимся волосам, он зарылся в них лицом, прошептал на ухо:
– Мы можем не заходить так далеко… Не отдавать кружево.
– Не можем, – прошептала она в ответ. – Это судьба, и от неё так просто не избавиться, понимаешь?
Их лица были близко-близко. Он почти касался губами её щеки, ощущал кожей её дыхание.
– Но мы выйдем оттуда вдвоём, Дивья. Мы оба уйдём и не обернёмся. Пообещай.
Он потянулся к её губам, но тут же отпрянул – грудь обожгло. Оберег в виде молнии плавил кожу, выжигая всю страсть, возвращая разум. Воронка росла, опускалась прямо на них. Рыбы скатывались в водоворот, пучина вот-вот поглотила бы всё вокруг.
– В замок, – скомандовал Лёша. – Мы должны отдать чёртово кружево и бежать.
– Как верно…
– Что? Что ты говоришь?
– Как верно ты всегда подбираешь слова.
«Плети-плети кружево, сестра моя… Кружево белое, как одеяло снежное… Одеяло снежное… Сестра моя…»
Кучка из плевел собралась на краю стола, жёлтое продолговатое зерно заполняло всю поверхность. Не пропустила ли чего? Надя взяла перо, провела над столом, чтобы осветить ярче. Если всё готово, остаётся самое простое – сварить обед «как подобает»… Вглядевшись в зерно, она невольно ойкнула. Кот лениво поднял голову. Неужели Надя своими руками случайно сложила узор? Нет, конечно, ей такое не под силу.
– Это замок! – сказала она коту, будто тому было интересно. – Довольно мрачный. Он как будто отражение дома в воде, смотри. Только разве может отражение быть таким непохожим? Его будто искажает вода или…
Кот навострил уши – видимо, всё-таки заинтересовался.
– А точно замок отражается? Или это дом – отражение? А на крыше у дома – петух… Это же наш. Что всё это значит? И деревья ещё кругом, корнями вверх и корнями вниз…
Кот встал и противно мяукнул.
– Ах ты, дурилка! – прищурилась на него Надя. – Думал, я не справлюсь, да? Думал, не пойму задание? Сварю кашу и на этом провалюсь? Я ведь сразу сказала, что давно всё поняла.
Кот смотрел с сомнением.
– Я, вообще-то, капитан школьной команды по «Что? Где? Когда?».
Кот дёрнул хвостом.
– Ну, может, не совсем всё понимаю… Насчёт замка не пойму, тут ты прав. Но про корни… А ну-ка, мы сейчас поищем…
Она решительно направилась к коту, вернее, к тому, что он охранял всё это время. Кот спрыгнул, и Надя развязала мешок, полный корнеплодов – морковь, свёкла, редька.
– Ох, как же ненавижу это всё чистить…
Но, сделав глубокий вдох, она взялась за нож и вскоре начистила всего понемногу. Нарезав, кинула в кипящую воду, туда же высыпала промытое зерно, даже соль нашлась. Вода в кастрюле бурлила, Надя помешала варево ложкой, довольная собой. Рядом на плите стоял чайник, и она решила: раз уже приняла здесь угощение, то можно и чай заварить, хуже уже не будет. Надя спрятала перо, и дом погрузился во тьму. Как раз когда чайник закипел, дверь скрипнула. Вошла Пелагея – всё та же надменная дама, а не знакомая с детства старушка. Она зажгла новые свечи.
