Песни вещих птиц - [42]
– Вот так просто, – усмехнулась хозяйка. – Или… сядешь и выпьешь со мной чаю.
Тогда Надя вспомнила, как мама рассказывала сказки и объясняла любопытной первоклашке непонятные места. Например, об угощении в избушке Бабы-Яги.
– Пища мёртвых, – выдохнула она. – Я не должна ничего здесь есть, иначе не вернусь домой. Но если не съем, вернусь прямо сейчас, верно?
Вернуться, не притронувшись к угощению, вернуться и забыть всё как сон? Или познать тайны мира Нави, но остаться в нём навсегда?
– Хвасталась же перед Лёшей, что выбрала бы красную пилюлю…
Пелагея удивлённо вскинула брови, но Надя без объяснений подошла к столу, откусила печенье и запила чаем.
– Да присядь ты, – скомандовала Пелагея. Надя села.
Добродушного старушечьего взгляда будто и не было никогда. Молодость придала Пелагее строгости и решительности.
– Что теперь? – несмело спросила Надя.
Что же она натворила?! Привязала себя навеки! Привязала – и мир живых больше её не примет.
– Теперь… – Пелагея поджала губы, осмотрела дом. – Мне бы не помешала кое-какая помощь на кухне. Знаешь ведь, я одна, годы… В общем, я уйду, а к моему приходу пусть будет чисто, припасы рассортированы, крупа перебрана, обед готов. Да не просто стряпня, а то, что подобает.
У Нади округлились глаза. Серьёзно? Она должна работать? А что потом?
– Что потом, узнаешь потом, – бросила Пелагея, хотя Надя была уверена, что не задавала вопрос вслух.
– А что подобает? Я вообще только яичницу могу…
– Яйца сегодня бить я бы не советовала, – лукаво усмехнулась Пелагея. – Пища тоже должна быть ко времени и к месту.
Поношенный цветастый платок лёг на плечи, дверь закрылась. Надя осталась стоять посреди комнаты, снова одна, если не считать рыжего кота – того самого, который напугал Лёшу. Тогда всё виделось иначе, с другой стороны. Сейчас дом не освещался электричеством, даже люстры не оказалось. Вместо этого на столе и полках горели свечи, от копоти было трудно дышать. Сплошь огарки, они вот-вот должны были потухнуть – нарочно ли? Волшебного пера Пелагея не видела и могла таким образом усложнить испытание. А в том, что это испытание, Надя не сомневалась.
Она упёрла руки в бока и стала думать. С чего же начать? Прибраться, расставить всё по полкам, потом перебрать крупы – мама пару раз делала это, непонятно зачем, ведь покупали же гречку и рис в магазине уже чистыми… А потом приготовить что-то «подобающее». Кашу, наверное… Надя достала сияющее перо – свет залил комнату, кот дёрнул хвостом. Об освещении можно было не переживать, но сколько у неё времени на всё про всё, она не знала. Вероятно, немного. Надя стала лихорадочно хвататься то за одно, то за другое: банки, связки, пучки, статуэтки… Кот следил за каждым её движением, надуваясь от презрения.
– Смотришь так, будто сам лучше справишься, – поддразнила Надя. – Мог бы и помочь, между прочим. А если ничего не умеешь, то укутайся в хвост, пока его не обтрепали, и спи.
Кот только моргнул. Зато раздражение придало Наде сил, и она сразу решила: содержимое полок нужно собрать на столе, полки протереть, всё рассортировать, разложить по местам, протереть стол, помыть пол. Потом браться за крупу. Потом варить кашу. Не медлить, но о времени не думать.
Так работа и пошла, а когда она высыпала на чистый стол крупу, кот впервые пошевелился. Встал, выгнул спину, зевнул. Надя замерла, наблюдая: а вдруг он и правда волшебный и сейчас как-нибудь поможет ей? Но кот вновь уложил голову на передние лапы и, по совету гостьи, уснул. Надя в ярости принялась за крупу, но за монотонной работой быстро успокоилась, даже увлеклась, совсем забыв о времени. Она запускала пальцы в зерно, прижимала чёрные соринки и тянула их к краю стола, всё быстрее и ловчей.
– Мр-р-р, – напевал кот.
Надя тоже стала напевать:
– Плети-плети кружево, сестра моя…
В памяти всплыли слова с того листа, что нашёлся среди дневников, утонул в расшитой сумочке, а потом пропал. Если бы Надя прочла стих до конца хоть раз, то могла бы запомнить его. Но она успела взглянуть только на первые строки. Теперь слова крутились на языке и мучили, требуя продолжения.
Дивья собирала кружева, которые совсем недавно так трепетно развешивала.
– Не висеть же им тут всегда, – ответила она на немой вопрос Лёши.
– Если я спрошу, зачем ты вообще их вешала, ты снова посмотришь на меня уничижительным взглядом или всё-таки объяснишь сакральный смысл?
– Каким-каким взглядом? – переспросила Дивья.
– Это когда ты как будто говоришь: я мудрая высшая сущность, а вы всего лишь людишки.
Дивья залилась смехом, но глаза оставались темны и холодны.
– Я не высшее существо, – сказала она, – и совсем не мудрое. Просто… Я на своей территории, поэтому многое могу рассказать. Может, когда-то окажусь на тво… на вашей и тогда точно не смогу смотреть… уничижительно.
– Тогда я научусь так смотреть, – пообещал Лёша.
– О нет, не надо, – Дивья снова рассмеялась, – пожалуйста.
– Ладно. Так ты можешь объяснить насчёт кружева? Зачем его было брать у Доли и Недоли, развешивать, теперь снова складывать? Как после стирки, честное слово.
– Смотри, – она вновь принялась за работу, – Доля и Недоля плетут кружево судьбы. Не одни, у них есть помощницы. Но тех обычно никто не видит. Это девушки замкнутые, они не ищут общества, а выбирают сидеть за работой в одиночестве. Веками.
