Песни улетающих лун - [18]
С трудом передвигая ставшие ватными ноги, Блажевич добрел до спуска. Увидел бегущих навстречу Стецкевича и Алеся. Протягивая друзьям руки, повалился вниз.
Он был уже без сознания, когда его подхватили, поволокли к заросшему диким шиповником логу.
Наверху, из разбитого Сергеем окна валил черный дым. Пламя, выпрыгнув из сброшенной с подоконника лампы, плясало в комнатах, языком вылизывало двери и стены, — навеки уничтожая оставшийся без жутких своих жильцов дом Клавдии Высатинской…
Блажевич открыл глаза и снова увидел ее.
Теперь он мог разглядеть девушку получше.
Наверняка ей было не больше семнадцати. Прекрасное бледное лицо в короне жемчужно-белых волос. Белый венок из лилий. Одежды на девушке не было никакой, и ничто не скрывало от глаз Сергея стройных незагорелых ног, упругого живота, выступающих нежными полосками ребер и двух розовых кружков на невысокой груди, — только, казалось, спадая с рук, искрилась на солнце серебристая, почти невидимая для глаз ткань. Зеленоватые, покрасневшие от слез глаза с горечью смотрели на командира.
Сергей сам не мог оторвать взгляда от бледного ее лица. Он хотел приподняться, но мешала острая боль, жидким свинцом разлитая по всему телу.
— Ты кто?… — то ли прошептал, то ли просто подумал он.
Девушка села перед ним на колени. Легкой рукой дотронулась до лица командира, разгладила на его лбу пепельную копну. Ноготком указательного пальца прочертила ложбинку над переносицей.
— Ты кто?…
Глубоко, словно бы задыхаясь, она глотнула воздух и, качнувшись от рвущихся из груди рыданий, закрыла Сергею веки.
— Умирает он, — сказала голосом Яся Ласовского.
Блажевич открыл глаза…
По далекому недоступному небу, как на боевом смотре, тяжело двигались облака; под ними парила черная птица. Внизу мир стягивался в матовую завесу. В расплывчатых пятнах нельзя было разобрать склоненных над командиром лиц.
— Держитесь, товарищ командир, — сказал Стецкевич. — Немного осталось.
Сергей, вспоминая, молчал. Потом проговорил хрипло, с трудом разжимая губы:
— Малюго…
— Здесь он, здесь, товарищ командир. Где ж ему еще быть?
— Где “здесь”?…
— В Волчьих Оврагах мы. Стало быть, немного осталось.
Внезапно усилившись, боль волною прошла по телу, проникла в каждую клетку. Растворились над головою пятна. Из омута отказывающегося работать мозга родились и поплыли изломанною волною вопросы: “Кто эти люди?… “Волчьи Овраги”?…” — и, как отлив, совсем уж неясное: “Ма-Лю-Го”…
И отступило. Сначала, как на фотобумаге, проявились облака, затем лица, где-то виденные им лица… Вспомнил: Алесь, Ласовский, Стецкевич.
— Где Малюго?…
— Да здесь он, товарищ командир, где ж ему еще быть? К дереву привязали, пусть себе отдыхает.
Блажевич опять помолчал.
— Алесь… Позовите Алеся.
— Я здесь, Сережа, — Ворка придвинулся ближе; с горечью смотрел на неживое, обескровленное лицо друга.
Блажевич молчал. Стецкевич и Ясь Ласовский поняли это по-своему: оставив друзей одних, отошли потихоньку в сторону.
— Алесь, помираю я. Скорей бы… Боль такая в спине, сил нет.
Сергей лежал на каменной могильной плите; под головой — свернутая в подушку свитка Стецкевича. Махнув прощально, растворилась над головой одинокая птица.
— Письмо — у меня в тулупе, — передай в Москву, матери. Адрес на конверте написан, подпиши только: “Блажевич Анастасии Михайловне”.
— Хорошо, Сережа.
— И еще. Отцу сообщи.
— Отцу? — Ворка испуганно поднял брови. — Так ведь Зенон Петрович умер…
Сергею все труднее было разжимать тяжелые губы.
— Зенон Петрович не отец мне… А отца моего ты знаешь. Он сейчас комиссаром… в отряде у Глохмана…
— Сапунов, Федор? — еще ничего не понимая переспросил Алесь.
Блажевич не отвечал, отвлеченный другим. Он видел, как вначале казавшееся недоступным небо, словно товарняк на станции, вздрогнуло вдруг всей массой, оттолкнулось от чего-то и, набирая медленно обороты, начало опускаться …
Но чем ближе опускалась небо, тем легче становилось тело Сергея. Боль отступала. И еще это странное чувство, будто провалился куда-то… Блажевич с радостью понял: спина его оторвалась от надгробной плиты, холодный и жесткий камень больше не давит плечи.
Какой-то долг еще лежал на его груди грузом. Последним усилием воли командир остановил уже разогнавшееся движение; проговорил твердо:
— Малюго чтобы никто не трогал. Дождитесь Шейниса, у него со Степкой будет свой разговор, — и, теперь свободный, исполнивший на земле все, что сумел, отдался стихии головокружительного полета.
Прошло чуть больше года. Холодной октябрьской ночью тысяча девятьсот сорок второго по топкому берегу налитой осенними дождями реки, задыхаясь, бежал человек. Его изодранная старая свитка на правом плече и на рукаве казалась в темноте черной от крови; левой, согнутой у живота, рукой он сжимал пистолет.
Человек, тяжело дыша, обернулся; остановившись, пару раз выстрелил. Тут же неподалеку вспыхнули синие огоньки, раздались ответные выстрелы.
Бежать уже не было сил. Человек лег животом в грязь; морщась от боли, переложил пистолет в правую, истекающую кровью, руку. Долго, кусая губы, прицеливался. Когда темнота, ожив, швырнула в него три белых повязки на рукавах бегущих людей, он нажал на курок.
Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.