Песни/Танцы - [44]

 Танец – это универсальный язык современных рабочих и среднего класса, а точнее класса офисных крыс. Именно в танце эти отчаянные души, взятые в оборот эксплуататорской финансовой системой, вырывались на волю. Именно на танцполе они реализовывались, не имеющие возможности заявить о себе напрямую. Тут эти серые винтики бездушной офисной машины становились яркими индивидуальностями. Продавцы и их покупатели – все переплетались в невидимой канве безумного танца.

 Играл какой-то безбашенный драм-н-бейс, изредка сменяемый трансовыми нотками медленных композиций. Иногда проскакивала какая-нибудь популярная композиция в танцевальной обработке. Но в основном – ушлый ритм барабанов, поддерживаемый емким эхом гулких басов, напоминающих тяжелый бомбардировщик, заходящий на посадку. Индустриальная вакханалия для офисных крыс, бессознательно истосковавшихся по шумам заводов и фабрик.

 За танцевальной музыкой будущее. Теперь мне это понятно. Она как никакая другая отражает дух времени, его бодрый пульс. Никому не интересны длинные медлительные пассажи симфонических классиков или заунывный вой стареющих рок-звезд. В наше технологичное время сердца волнуют только ухающие звуки барабанов, стоны синтезаторов, вой сирен и скрежет неведомых механических чудовищ. Бездушному миру как воздух нужна бездушная музыка. Простая, но энергичная. Тыц-тыц-тыц. Клац-клац-клац. Музыка времени гаджетов, упрощения и периферических устройств. Незачем задумываться над смыслом, которого нет. Мир не перевернется, мир будет таким же – ритмичным, клацающим. Как неврастеник.

 Размышляя о музыке и двигаясь в ритме танца, я не заметил, как появилась она. Эта девушка, которая зажигательно отплясывала рядом. Она ритмично двигалась вокруг меня, выполняя телом различные фигуры танцевального пилотажа и постепенно сужая диаметр этого круга. Я чувствовал ее дыхание и запах ее плоти. Эта плоть была возбуждена танцем, она желала жить и вдыхать эту жизнь в себя, поглощая ее и переваривая.

 Я сделал инстинктивное движение в ее сторону и приобнял за талию. Она не отшатнулась, а, наоборот, подалась навстречу. Наше знакомство завязывалось.

 Мы станцевали в паре два разбитных танца. Это был вихрь чувств, закипевших внутри наших организмов и выплеснутых на раскаленный танцпол. Они взвились горячим смерчем над нами и устремились в расцвеченный огнями светомузыки потолок. Танец жизни, танец плоти, танец опьянения и похоти – этот языческий танец, порожденный древними страхами и инстинктами, захлестнул нас с головой. Энергия сжатого до размеров четырех камер сердца космоса вырвалась наружу.

 Наша жизнь – воплощение наших страхов. Страхи переполняют тебя, меня, каждого из нас. Боги, мистические существа – все, все пылью и прахом сыплется сквозь нас. Мы – сами боги. Боги своих страхов. Мыслей…

 Мысль – что она в корне? Фобия? Воплощение недосказанного? Непроизносимого. Божество. Божество дождя; дождь – то, что очищает нас, дождь… Дождь – мысль. Капля за каплей воплощаются в нас наши страхи божествами, превращаясь в мысли, материализуясь в телесную субстанцию. В субстанцию религиозную, электрическую. Мысль – дождь страхов. А танец – хоровод освобождения от мыслей. Поток инстинктов. Инстинктивное же освобождение от страхов.

 Я не помню, как мы закончили. Эта вспышка погасла, предварительно ослепив и оглушив меня. Словно взрыв, разрывающий вселенную на части. Потом мы доплелись до оставленного столика. Выпили пива, чтобы остудить свои горячие головы.

 - Меня зовут Саша, - сказала она.

 Голос. Слегка охриплый голос, вместе с тем не лишенный какой-то внутренней легкости и нежности. Я тоже представился. С танцпола вернулись Геныч и Маша.

 - Привет, - сказали они моей новой знакомой.

 Потом мы знакомились и выпивали. Пиво мешалось с водкой и наоборот, безумие мешалось с хаосом, захватившим и поглотившим наш мир. Мне нравился этот хаос: он не имел разрушительной природы, он был потоком стремящихся в разные стороны душ, тел, частиц. Это был поток чистой энергии, освобожденной из темниц обыденности.

 - Тебе нравится танцевать? – спросил я Сашу.

 - Да. А тебе?

 - Очень.

 - Круто!

 Я закурил.

 - Знаешь, танец – это универсальный язык всего живого. Танцуя, мы разговариваем без слов, мы переворачиваем мир, не облекая свою энергию в вербальные формы.

 - Ты это о чем?

 - Так. Ни о чем. Просто размышляю.

 - У тебя есть скорость? – Саша смотрела на меня.

 - А ты теперь о чем?

 - Ты прекрасно понимаешь. О наркотиках.

 - Нет. У меня нет наркотиков. Зато есть хорошее настроение и бутылка хорошего коньяка дома. Тебя устроит?

 - Вполне.

 - Тогда еще танец или сразу поехали?

 - Еще танец!..

 И мы снова танцевали. Наркотики были нам не нужны, танец был нашим наркотиком. Мы поймали волну и свободно двигались по ней, не нуждаясь в дополнительных стимуляторах. Так бывает. Редко, но бывает. Клубная культура – это не только наркотики. Это еще и последняя попытка к бегству из опостылевшего мира отработанных технологий и обесцененных чувств.

 Мы живем в пустоте. В бессмысленной бесконечности. Мы мало умеем радоваться счастью других, ибо сами несчастны. Наша жизнь окружена знаками, но мы не умеем замечать их. Все вокруг – чудо. Чудо, суть которого жизнь. Но чудо так же бессмысленно, как и то, что занимает нас, – рутина. Мы поддаемся соблазнам, ради секундного счастья мы упускаем счастье вселенское. Мы кормим собой пустоту. Мы взращиваем и лелеем ненависть. Мы сеем хаос. Атрибуты для нас важнее смысла. Мы не смотрим внутрь, мы бросаем беглый взгляд наружу и делаем вывод.