Песни преданности - [14]

(121)

Разве будут люди отворачивать носы от аромата сандалового дерева? Разве они отвергнут золото — может ли случиться такое? Сахар одинаково сладок для всех, молодых и старых. Тука говорит: если бы мой ум был чист, зачем было бы людям порицать меня?

(122)

Мир всецело есть Бог — это истина; но главное, что необходимо, — это хороший совет. Прежде всего, уничтожь свое «эго», тогда ты выдержишь это испытание. Если ты можешь уверенно говорить об этом предмете, ты обрел сокровище божественного знания. Тука говорит: когда ты видишь следствие растворенным в причине, ты достиг пятой ступени освобождения.

(123)

Благословенно время, проведенное в созерцании; среди всего благотворного — это самое благотворное. Слугам Хари нет нужды пересекать океан мирского бытия[73]; они не знают, какова обитель материнской утробы. Океан милости, Пандуранга, одинаково затопляет пустыни и многолюдные места. Тука говорит: Бог и его почитатели неразрывно связаны друг с другом; они кажутся чем-то раздельным, но в действительности они — одно.

(124)

Если Он есть истинная сущность Вед, почему же Веды говорят о Нем «не то, не то»?[74] Ясно, что Веды отличны от Него. О Бесконечный, если Ты явил свое сокровенное естество, как можно говорить, что Ты не знаешь его? Если Ты получаешь радость от жертвоприношения, почему Ты не помогаешь довести его до совершенства? Если какой-то элемент жертвоприношения упускается, Ты гневаешься. Ты пребываешь внутри нас, смертных существ; тогда почему, о Хари, Ты учишь различию между нами и Тобой? Если посредством аскез и паломничеств можно увидеть Твой образ, откуда появляется гордыня, что удерживает нас вдали от Тебя? Тука умоляет Тебя простить его. Он стоит у Твоих дверей и рыдает.

(125)

Сладость пронизывает сахар, точно так же Бог пронизывает мое существо; теперь я буду поклоняться Ему настолько правильно, насколько это в моих силах; Бог одновременно внутри и вне живого существа. Зыбь неотлична от воды, на которой появляется; золото, даже в виде украшений, все равно остается золотом. Тука говорит: так же и мы в Нем.

(126)

Религия была создана для того, чтобы распространить славу Господа; иначе откуда бы появилось чувство Того, которого мы прославляем? Испытание поклонением было задумано, чтобы явить Его славу. Тука говорит: почитающий Бога служит украшением человечества.

(127)

Если бы не было того, кто совершает поклонение, перед кем бы Бог появлялся в видимом образе и от кого принимал служение? Один делает другого прекрасным, как драгоценный камень кажется еще красивее, когда он помещен в золотую оправу. Кто, как не Бог, может освободить верующего от желаний? Тука говорит: они относятся друг к другу как мать и дитя.

(128)

Что знает цветок лотоса о собственном аромате? Им целиком и полностью наслаждается пчела. Точно так же Ты не знаешь своего собственного имени, но нам известно счастье любви, которое рождается, когда мы его воспеваем. Корова-мать ест траву, а теленок наслаждается сладким молоком; он наслаждается тем, что производит не он. Тука говорит: жемчужина пребывает в раковине, но та не видит ее и не способна насладиться ее красотой.

(129)

Будь проклято то знание, что устраняет различие между мной и Тобой; мне нравится получать от Тебя наставления и повиноваться исходящим от Тебя запретам. Я Твой слуга, Ты мой господин; пусть между нами сохранится эта разница высокого и низкого положения; пусть эта чудесная истина прочно утвердится, не ниспровергай ее. Вода не может почувствовать собственный вкус, равно как и дерево не может насладиться собственными плодами; почитатель должен быть отделен /от Объекта своего почитания/; блаженство возможно лишь когда есть различие. Алмаз выглядит прекрасным в оправе, золото — когда оно обретает форму украшения; если бы не было различия, как бы Ты мог противопоставлять одно явление другому? Если в знойный день мы находим прохладное место, это приносит нам великое наслаждение; когда мать бросает взгляд на свое дитя, ее грудь наполняется молоком — как радостно им бывает, когда они встречаются! Тука говорит: это великое достижение, и я сознаю, насколько это прекрасно; я раз и навсегда решил больше не стремиться к освобождению.

(130)

Вот почему я оставил свой дом и ушел в лес; дурной глаз разрушит мою любовь; я потеряю любовь к Нему. Я не стану обращать ни малейшего внимания на пресловутую философию единства. Тука говорит: учение, которое утверждает, что Бог и я — одно, ложно; я не позволю этому досаждать мне.

(131)

Веру какого рода мы предложим Тебе?; какое подношение будет достойно Тебя? Ты наполняешь собою все, и одновременно пребываешь за пределами всего; Ты присутствуешь в нашем теле, говорим ли мы, едим, пробуем что-либо на вкус или обоняем. Как мы обуздаем свои чувства и отделим заслуги от прегрешений? Какие обряды и благочестивые деяния мы будем совершать? Есть ли в мироздании такой уголок, где не присутствовал бы Ты? Что я обрету, если закрою глаза? Какие мантры обворожения я стану произносить? Где мы отыщем место для нашей веры? Есть ли где точка, в которой не было бы Тебя? В какую сторону мы повернемся? Куда поставим свои стопы? Нам неизвестен такой уголок Вселенной, где бы Ты отсутствовал; как мне искать подобное место? Тука говорит: только Твое имя будет для нас поклонением, богослужением, джапой