Песни - [7]
Шрифт
Интервал
все пропасти да трещины.
А земля иль женщина —
это все равно.
То матком, то шепотом
в сторону Руси:
пропади ты пропадом —
Бог тебя спаси!
С деньгами, заслугами —
все мы были слугами,
и, как друг, разлука мне
руку подает.
И мотивчик крутится:
сколько ж можно мучиться! (ах!)
прост раздел имущества:
все мое — твое.
То матком, то шепотом
в сторону Руси:
пропади ты пропадом —
Бог тебя спаси!
Проклято, оплевано,
догола обобрано,
племя мое гордое
все-таки летит.
Говоришь, мы куплены…
Но твоих же, русских же,
что тобой загублены, —
кто тебе простит?
То матком, то шепотом
в сторону Руси:
пропади ты пропадом —
Бог тебя спаси!
То матком, то шепотом
в сторону Руси:
пропади ты пропадом —
Бог тебя прости
(а я не мог).
6-12 декабря 1990
Встреча
Пять лет не встречались, — казалось, забыта,
задвинута в память и крышка забита.
Но, как говорится, стечение —
путей наших пересечение.
— Ну что, изменился?
— А я — изменилась?
— Ты стала нарядной.
— Я много трудилась.
Разлукою, правда, не мучилась,
но если по правде — соскучилась.
— Ты стала большая.
— Я просто взрослею,
то юность была.
Попрощаемся с нею.
Ведь юность когда-то кончается
и взрослая жизнь начинается.
— Ты нравишься мне.
А вот я уже старый.
— Ты — мальчик навек
с вечно юной гитарой.
Да что там! Раз выпало свидеться,
давай наконец-то обнимемся!
Так здравствуй, моя незабытая Тында!
Что пело и грело — ничуть не остыло.
На сотнях любовей стоящая,
и прежняя, и настоящая.
Кольцо наших рук — оно нерасторжимо.
Любовь — это то, что всегда будет живо.
Морозом и ветром каленная,
К любви моей приговоренная
Тында!
11 августа 1986
В Тынде дождь
В Тынде дождь,
и промокшие улицы мутно стекают в овраги.
В Тынде дождь,
и раскисшая глина на взлетной лежит полосе.
В Тынде дождь —
не помогут теперь ни чины, ни звонки, ни бумаги.
В Тынде дождь —
этот город сегодня закрыт, опечатан и заперт для всех.
В Тынде дождь —
обнажаются вечные льды, оголяются скалы.
В Тынде дождь —
что тут можем поделать двурукие, слабые мы?!
В Тынде дождь —
и под тяжестью рельс проседают и движутся шпалы.
В Тынде дождь —
все три месяца дождь, от зимы и до самой зимы.
В Тынде дождь —
и какою тоской веет слово протяжное «Тында».
В Тынде дождь —
так увидел тебя и нарек узкоглазый якут.
В Тынде дождь —
и конца этой песне, как серому небу, не видно.
В Тынде дождь — в мире дождь —
и над всею землей небеса непрерывно текут…
В Тынде дождь —
это верно, хотя кое-что в нашей власти.
В Тынде дождь —
наши губы шевелятся, мерно и жарко дыша.
В Тынде дождь —
неприятно, конечно, но тысячекратно опасней,
если вдруг
под промозглым дождем
потечет и раскиснет душа.
В Тынде дождь…
В Тынде дождь…
В Тынде дождь…
В Тынде дождь… Всюду дождь!
Ну и что?!
22 августа — 1 октября 1981
Я в третий раз приезжаю на БАМ и всякий раз уезжаю отсюда с чувством большой радости. Меня привлекают эти места, и встречи с людьми, работающими на магистрали, для меня всегда праздник…
Что касается нынешнего фестиваля, то должен отметить, что, несмотря на тяжелейшие погодные условия, которые не позволили многим авторам принять в нем участие, те песни, которые прозвучали на фестивале, говорят о возросших мастерстве и внутренней культуре участников.
1981, Тында
Вы снимите сегодня нарядное платье…
Вы снимите сегодня нарядное платье,
Вы наденьте торжественный креп.
В занесенных просторах двуспальной кровати
затерялся один человек.
Ледяная пустыня его поглотила —
полюс холода каждому — свой.
Разве знаем мы, где она, наша могила.
Он ведь тоже приехал домой.
Мы представим себе, как, сорвав покрывало,
он до края хотел доползти
и как тело его изнутри обмерзало
на постылом на этом пути.
Как вначале остыло горячее сердце
и покрылось ледовой корой.
И как двигались руки — уже после смерти, —
ах, он не был, он не был герой.
И как ночью хотелось ему обмануться —
гул часов приближался в тиши,
и казалось, что можно до них дотянуться, —
но в пустынях всегда миражи.
Лег живой — встал покойник, и кончена сказка,
дружелюбно осклабилась смерть.
Счеты щелкают — чистый приход в ее кассе…
А герои — чего их жалеть?!.
25–26 июля 1968
Гадание
В
Живой цветок охвачен мертвым хрусталем,
и пальцы сходятся на нем…
Вот та ромашка, что лежит в твоей руке,
и капля малая дрожит на лепестке:
то ли роса, то ли слеза — не разберешь,
и только видишь эту дрожь.
Нет, не на женщину гадать — не на нее!
Сыпь лепестки, молясь о здравии своем.
Да вот в чем штука — ни один не погубить,
когда в итоге — «быть — не быть».
Салют незнанию, спасающему нас,
когда отчаянье приходит в поздний час,
когда соленая подушка под щекой
уже не дарит нам покой.
Не покидай меня, надежда, до конца,
не отводи глаза от мокрого лица,
в мою ладонь легко крыло свое вложи
и дай мне силы дальше жить.
Дай жить, по-прежнему не ведая черты,
той, за которою не сводятся мосты,
где перевозчик тих и не плеснет вода —
черты с названьем «никогда».
И если завтрашний последним будет шаг,
пусть прежде тело, а потом умрет душа.
Не уходи, надежда, лучше обмани —
никто во лжи не обвинит.
Оставь, дружок, свою ромашку в хрустале
на светлом праздничном столе.
Конца не будет — будет вечно длиться пир,
как вечно будет этот мир.
13–17 марта 1980
Горная дорога
Под колесами свистят виражи,
крепче голову руками держи.
Ох, водитель мне попался лихой,