Песни Кавриса - [7]

Каврис, наверное, еще долго бы сидел и плакал на снегу вместе с Халтарах, которая, словно жалея хозяина, скулила, лизала его руки, лицо.

Тонка стояла в стороне, пока мальчишки дрались, а когда они наконец разошлись, подбежала к Каврису:

— Своим отцом пугает, начальником пугает! Если бы сам остался сиротой, как ты, был бы совсем никудышный. И при живых родителях на одни двойки учится, за плохое поведение его даже хотели из школы исключить. А если председатель не захочет тебе продукты давать, кланяться не будем. Отец давно говорил, чтобы ты у нас жил…

Мальчику приятно было слышать такие слова. Тонкины родители и Танбаевы всегда жили дружно, по-соседски. Во время праздников, бывало, зарежут барана или теленка и зовут друг друга в гости угощаться горячим ханом, кровяной колбасой. Но все-таки он не пойдет к Асапу жить. Он считает себя взрослым и может жить самостоятельно, в своем собственном доме.

— Нет, — сказал Каврис, — я не уйду из своего дома. Буду работать…

— А школа?

— Нет мне больше учебы.

— Ты же учился хорошо. Все учителя тебя помнят. Все жалеют, что ты бросил…

Бывают же на свете такие люди! Стоило Тонке заговорить о школе, как Каврис увидел все, как наяву. Самых любимых учителей увидел: с голубыми глазами, как вода в реке Абакан, с косами золотыми Софью Михайловну; веселую Ольгу Павловну, у которой волосы черные, как спинка ласточки, а глаза, как спелая смородина. Их звонкие голоса услышал. Софья Михайловна на уроке литературы рассказывает о Пушкине и Лермонтове — жизнь поэтов поинтересней любой сказки.

— А кто про меня спрашивал?

— Софья Михайловна и Ольга Павловна… И на будущий год тоже в аале останешься?

— Как получится, — неуверенно ответил Каврис, а сам про себя подумал: «Нехорошо поступаю. Дядя Карнил был бы наверняка недоволен. Буду учиться!»

— Давай еще кататься? — попросила Тонка: ей хотелось как-то подбодрить товарища, но тот почему-то заспешил:

— Кое-что надо дома сделать…

Каврис порывисто дернул санки и, как показалось девочке, сердито отвернулся.

На самом деле Каврису нечего делать дома, а отвернулся он потому, что Тонка была такой красивой, как красавица из сказок, как веселое солнце в ясный день.

… Дом за день выстыл. Он показался мальчику неуютным и сирым. Чем заняться, как развеять тоску, которая иногда бывала просто невыносимой, сколько бы ни крепился и ни бодрился Каврис? Возле кровати, на обычном своем месте, стоял чатхан. Мальчик поднял его, поставил на стол, тронул струны.

Нет, никогда еще любимый инструмент не изменял ему, всегда с готовностью отзывался на призыв его сердца.

Негромко и нежно пели струны, Каврис вспоминал…

Когда на чатхане играл его прежний хозяин, дядя Карнил, весь дом будто раскрывался настежь, впуская зеленые лужайки, лес, синее небо, реки, горы. Они подпевали музыканту, и вместе с ними веселились сердца.

Раньше Каврис, подражая дяде, учился петь «горлом». Это очень трудно — не каждый хакас умеет. Певец поет на два голоса одновременно: одним — как в обычной песне; другим — только особые, гортанные гласные. В горле щекотало, звук не шел. Теперь же не было больше никаких преград — все слушалось мальчика: струны, голос, воображение… Сначала чувства и мысли, которые возникали в его душе, складывались в не совсем обычные слова и фразы, и мелодия сначала бывала примитивна.

— Береза, растущая на песчаном бугре, вырастет, если ее не заглушит песок, — бормотал тихонько Каврис, отыскивая слова, — мальчишка-сирота выстоит, если переборет свое горе…

Сочинять новую песню Каврис любил в одиночестве — посторонние мешали найти слова и звуки поточней, покрасивей. За сочинением незаметно проходило время и затихала печаль…

Когда опустились вечерние сумерки, мальчик все еще играл, изредка посматривая на окно, где мороз рисовал свои узоры: вот-вот могут прийти его друзья, с которыми он играет, слушает и рассказывает сказки.

Ребятишки — кто помладше, кто постарше Кавриса — любили по вечерам собираться в его доме. Лежа на полу или на кровати, они часами слушали Кавриса.

Вот и сегодня, когда раздались чьи-то шаги, мальчик подумал, что пришли друзья, но он ошибся — в дверях стоял Макар.

— Что тебе надо? — спросил Каврис и отвернулся.

— Не сердись. Давай мириться. Отец чуть не отлупил…

Каврису хотелось сказать Макару, что, мол, так тебе и надо, но он вспомнил бабушку. Бабушка не раз говорила: «Не сравнивай себя с горой, а товарища с соломинкой»; «Едва оперившись, не стремись летать высоко»; «Если в юрту собака войдет, дай ей кость, если человек — приветь его». И еще вспомнилось: раньше они с Макаром были друзьями, вместе играли в «Чапая». Все-таки непонятно, что произошло на горке? Из-за «ягненка» или из-за «невесты» они поссорились? Что обиднее? И вообще Тонка… Слишком много внимания он на нее последнее время обращает, слишком часто ловит себя на мысли, что, выйдя со двора, то и дело заглядывается на дом Асапа, ища глазами тоненькую фигурку с черными косичками на плечах.

— Может, скажешь, почему обозвал «ручным ягненком»? Так, для интереса? — спросил Каврис, не желая таить про себя ни оскорбление, ни память о нем.