Песни Кавриса - [21]

— Ерунда! — беспечно отмахнулся Пронка. — Так пройдем.

— Как это «пройдем»?

— Пойдешь — увидишь.

У дверей клуба толпился народ, контролер проверял билеты. Пронка показал два, и ребят пропустили.

— Откуда у тебя билеты? Купил? — удивился Каврис.

— Хе, — засмеялся Пронка, — это просто… Видел, контролер надрывает только контроль, а потом бросает весь билет в урну. Я его оттуда вынимаю, потом склеиваю — и порядок!.. Идем, со мной не пропадешь!

— Ты меня обманул! Это нечестно! Это подло! Я не останусь! Забыл, что мы теперь комсомольцы?!

Глава тринадцатая

Наступил декабрь. Посылки из аала частенько задерживались. Каврис не жаловался: видел, какой хлеб присылают Макару — одна картошка. На Октябрьские праздники Мария Владимировна принесла ему в подарок килограмм крупы. Чтобы растянуть ее подольше, мальчик не варил кашу, а по горсточке добавлял крупу в суп. Когда и этот скудный запас кончился, Каврис перешел лишь на хлеб и воду.

В один из голодных дней на душе у него потемнело от закравшегося сомнения: может, бросить все и вернуться в колхоз? Он стоял в очереди за хлебом в школьном буфете и прислушивался, о чем говорят учителя. А они говорили о Ленинграде, о том, что там сейчас очень трудно: выдают всего лишь по сто граммов хлеба, рабочие у станков дежурят по две смены и без выходных, к тому же каждую ночь налеты и артобстрелы.

Услышав такое, Каврис застыдился: можно ли жаловаться на свою жизнь! Нет, надо терпеть. Что тогда сказала ему девушка в военной гимнастерке?!

Ребята, которым кое-что присылали из дома, делились с Каврисом гостинцами, но он чаще всего отказывался, так как знал: многие родители последнее от себя отрывают, как его покойная течен. Чтобы вытерпеть и не соблазниться, Каврис выходил на мороз и бродил по улицам дотемна.

Каврис шагает по улице. До угла тридцать шагов, обратно уже меньше: мороз подгоняет, щиплет коленки, приходится шагать шире. Двадцать пять! У ворот он останавливается… Холодно, но возвращаться в интернат не хочется… Каврис сам не знает, что с ним такое, он подчас не ощущает своего тела и с удивлением прислушивается к своему голосу: как странно, что его зовут Каврис, и неужели это он сам говорит таким хриплым, ломающимся баском… Аальские, когда приезжают навестить, качают головами: смотри-ка, подрос наш «колхозный ребенок». Каврис опускает глаза: неужели есть кому-то дело до него, разве важно кому-то знать, растет он или нет…

Как сияет Полярная звезда — «Железный гвоздь»! Эта звезда всегда неподвижна, не гуляет по небу, подобно остальным. Свет ее прямой и яркий, как преданный взгляд… Кто посмотрит на него, сироту, здесь, на земле, такими же верными глазами?..

…Проходили дни. Каврис все больше и больше замыкался в себе. Если его о чем-нибудь спрашивали, отделывался короткими ответами: «да», «нет», «не знаю».

Одно утешение — музыка. По вечерам мальчик учил ноты по самоучителю. Чатхана в интернате не было, зато были домбра и баян. В музыкальном кабинете он засиживался допоздна, пока не прогоняла уборщица, а затем еще долго писал что-то в старой, растрепанной книге, заменявшей ему тетрадь.

Однажды, когда Каврис писал глубокой ночью, Пронка проснулся и стал следить за товарищем. Прокравшись тихонько за его спиной, Пронка заглянул в тетрадь и увидел какие-то непонятные значки. Он ничего не сказал Каврису, незаметно вернулся на свою койку и лег как ни в чем не бывало.

…В это утро Мария Владимировна, несмотря на ранний час, разбудила ребят громким, радостным криком:

— Вставайте! Сейчас по радио…

Каврис выбежал в коридор раньше всех — ему не надо было тратить время на долгое одевание: он лишь натянул на ноги серые растоптанные валенки.

Знакомый голос диктора сообщал о том, что наши войска прорвали блокаду Ленинграда. После того как репродуктор замолчал, коридор наполнился веселым гулом: «Блокаду прорвали! Кончились мучения ленинградцев! Ура!»

Мария Владимировна плакала, по ее бледным морщинистым щекам текли слезы радости:

— Милый мой город! Слава богу, дождались!..

В позапрошлом году, помнится, ее не было в Аскизской школе. Каврис подошел к воспитательнице и осторожно спросил:

«А вы, Мария Владимировна, из Ленинграда?»

«Из Ленинграда, милый. Эвакуировалась в конце сорок первого».

«Трудно было?»

«Очень. Мужа моего убили… Когда-нибудь страдания ленинградцев дети будут изучать на уроках истории…»

Вечером Мария Владимировна устроила своим воспитанникам настоящий «пир»: на плите в коридоре варился целый котел картошки «в мундире».

— Ешьте, ребятишки! Ешьте за нашу победу! Теперь она уже не за горами. Вот увидите, скоро проклятым фашистам конец!

Каврис ел картошку, обжигая губы и пальцы. Он думал: «Мария Владимировна правду говорит. Я тоже чувствую, что мы скоро победим. Не надо только отчаиваться, падать духом».

Глава четырнадцатая

В седьмом классе шел урок географии. Ольга Павловна рассказывала о богатстве нашей Родины — о полезных ископаемых. О том, как фашисты хотели их захватить. Каврис не пропускал ни единого слова из ее объяснения. Он решил взять себя в руки, не позволять мыслям гулять в голове как попало и не думать о еде. Вот уже второй день задерживали школьный паек.