Песни из «Уголка» - [7]

Спят те, что видели Агору

И посещали Пританей,

Те, что когда-то покрывали

Багряной сенью Колизей;

Почиют рати крестоносцев,

Славянский сонм богатырей,

И ненавистный Торквемада

В кругу чернеющих друзей;

Спят надушенные маркизы,

Порой хихикая сквозь сон,

И в русском мраморе, в тивдийском,

Положен спать Наполеон.

И все они, как будто зерна

В своих скорлупках по весне,

В свой срок способны раскрываться

И жить, не в первый раз, во мне!

И что за звон, и что за грохот,

И что за жизненность картин,

Тогда несущихся по мыслям,—

Им счета нет — а я один!

Какая связь меж всеми ими

И мной? Во тьме грядущих дней

Какое место будет нашим

В грядущих памятях людей?

О нет! Не кончено творенье!

Бог продолжает создавать,

И, чтобы мир был необъятней,

Он научил — не забывать!

«Погасало в них былое…»

Погасало в них былое,

Час разлуки наступал;

И, приняв решенье злое,

Наконец он ей сказал:

«Поднеси мне эту чашу!

В ней я выпью смерть свою!

Этим связь разрушу нашу —

Дам свободу бытию!

Если это не угодно

Странной гордости твоей,

Волю вырази свободно,

Кинь ты чашу и разбей!»

Молча, медленно, высоко

Подняла ее она

И — быстрей мгновенья ока

Осушила всю до дна…

«Полдень декабрьский! Природа застыла…»

Полдень декабрьский! Природа застыла;

Грузного неба тяжелую высь

Будто надолго свинец и чернила

Всюду окрасить любовно взялись.

Смутные мысли бегут и вещают:.

Там, с поднебесной, другой стороны

Светлые краски теперь проступают;

Тучи обласканы, жизни полны.

Грустно тебе! Тяжело непомерно,

Душу твою мраком дня нагнело…

Слушай, очнись! Несомненно, наверно

Где-нибудь сыщешь и свет, и тепло.

«В чудесный день высь неба голубая…»

В чудесный день высь неба голубая

Была светла;

Звучали с церкви, башню потрясая,

Колокола…

И что ни звук, то новые виденья

Бесплотных сил…

Они свершали на землю схожденье

Поверх перил.

Они, к земле спустившись, отдыхали

Вблизи, вдали…

И незаметно, тихо погасали

В тенях земли…

И я не знал под обаяньем звона:

Что звук, что свет?

Для многих чувств нет меры, нет закона

И прозвищ нет!..

«Заката светлого пурпурные лучи…»

Заката светлого пурпурные лучи

Стремятся на гору с синеющей низины,

И ярче пламени в открывшейся печи

Пылают сосен темные вершины…

Не так ли в Альпах горные снега

Горят, когда внизу синеет тьма тенями…

Жизнь родины моей! О, как ты к нам строга,

Как не балуешь нас роскошными дарами!

Мы силами мечты должны воссоздавать

И дорисовывать, чего мы не имеем;

То, что другим дано, нам надо отыскать,

Нам часто не собрать того, что мы посеем!

И в нашем творчестве должны мы превозмочь

И зиму долгую с тяжелыми снегами,

И безрассветную, томительную ночь,

И тьму безвременья, сгущенную веками…

«А! Ты не верила в любовь! Так хороша…»

А! Ты не верила в любовь! Так хороша,

Так явственно умна и гордостью богата,

Вся в шелесте шелков и веером шурша,

Ты зло вышучивала и сестру и брата!

Как ветер царственный в немеряной степи,

Ты, беззаботная, по жизни проходила…

Теперь, красавица, ты тоже полюбила,

Насмешки кончились… Блаженствуй и терпи!

«Не наседайте на меня отвсюду…»

Не наседайте на меня отвсюду,

Не говорите сразу, все, толпой,

Смутится мысль моя, и я сбиваться буду,

Вы правы будете, сказавши: «Он смешной!»

Но если, медленно окрепнувши в раздумье,

Я наконец молчание прерву,

Я, будто в море, в вашем скудоумье,

Под прочным парусом спокойно поплыву.

Что я молчал так долго, так упорно,

Не признак слабости мышленья и души…

Не все то дрябло, хило, что покорно…

Большие силы копятся в тиши!

«Славный вождь годов далеких…»

Славный вождь годов далеких!

С кем тебя, скажи, сравню)

Был костер — в тебе я вижу

Сиротинку-головню.

Все еще она пылает…

Нет, не то! Ты — старый дуб,

В третьем царствованьи крепок

И никем не взят на сруб.

Много бурь в тебе гудело,

И, спускаясь сверху вниз,

Молний падавших удары

В ленту черную свились.

Все былое одолел ты

От судеб и от людей;

Не даешь ты, правда, цвета,

Не приносишь желудей…

Но зато листвою жесткой

Отвечать совсем не прочь

И тому, что день подскажет,

Что тебе нашепчет ночь!..

Голоса твоей вершины —

В общей музыке без слов —

Вторят мощным баритоном

Тенорам молодняков…

«Гляжу на сосны, — мощь какая…»

Гляжу на сосны, — мощь какая!

Взгляните хоть на этот сук:

Его спилить нельзя так скоро,

И нужно много, много рук…

А этот? Что за искривленье!

Когда-то, сотни лет назад,

Он был, бедняга, изувечен,

Был как-нибудь пригнут, помят.

Он в искривлении старинном

Возрос — и мощен, и здоров —

И дремлет, будто помнит речи

Всех им подслушанных громов.

А вот вблизи — сосна другая:

Ничем не тронута, она,

Шатром ветвей не расширяясь,

Взросла — красива и стройна…

Но отчего нам, людям, ближе

И много больше тешат взор

Ветвей изломы и изгибы

И их развесистый шатер?

«Не померяться ль мне с морем…»

Не померяться ль мне с морем?

Вволю, всласть души?

Санки крепки, очи зорки,

Кони хороши…

И несчитанные версты

Понеслись назад,

Где-то, мнится, берег дальний

Различает взгляд.

Кони шибче, веселее,

Мчат во весь опор…

Море места прибавляет,

Шире кругозор.

Дальше! Кони утомились,

Надо понукать…

Море будто шире стало,

Раздалось опять…

А несчитанные версты

Сзади собрались

И кричат, смеясь, вдогонку:

«Эй, остановись!»

Стали кони… Нет в них силы,

Клонят морды в снег…

Ну, пускай другой, кто хочет,

Продолжает бег!

И не в том теперь, чтоб дальше…