Песни и стихи. Том 1 - [43]

Шрифт
Интервал

Так что ты присядь перед дорогой дальней

И бери с питанием рюкзак.

На двоих готовь пирог пасхальный,

Этот Шифер, хоть и гениальный,

А небось попить-покушать не дурак».

Ох, мы крепкие орешки, ух, корону привезём.

Спать ложусь я вроде пешки, а просыпаюсь я ферзём.

Только прилетели — сразу сели.

Фишки все заранее стоят.

Фоторепортёры налетели

И слепят, и с толку сбить хотят.

Но меня и дома кто положит —

Репортёрам с ног меня не сбить.

Мне же не умение поможет —

Этот Шифер ни за что не сможет

Угадать, чем буду я ходить.

Выпало ходить ему, задире,

Говорят, он белыми мастак.

Он сделал ход е2 на е4 —

Что-то мне знакомое, так-так.

Ход за мной… Что делать? Надо, Сева.

Наугад, как ночью по тайге…

Помню, всех главнее королева,

Ходит взад-вперёд и вправо-влево,

Ну, а кони вроде буквой «Г».

Эх, спасибо заводскому другу —

Научил, как ходят, как сдают…

Выяснилось позже, я с испугу

Разыграл классический дебют.

Всё следил, чтоб не было промашки,

Вспоминал всё повара в тоске.

Эх, сменить бы пешки на рюмашки —

Так живо б прояснилось на доске.

Вижу, он нацеливает вилку,

Хочет есть, и я бы съел ферзя.

Под такой бы закусь да бутылку.

Да во время матча пить нельзя.

Я голодный, посудите сами —

Здесь у них лишь кофе да омлет.

Клетки, как круги, перед глазами,

Королей я путаю с тузами

И с дебютом путаю дуплет.

Есть примета, вот и я рискую:

Первый раз должно мне повезти.

Да я его замучу, зашахую,

Да мне бы только дамку провести.

С ним ещё неделю — я весь, как вата.

Надо что-то бить, уже пора.

Чем же бить? Ладьёю страшновато,

Справа в челюсть, вроде, рановато —

Неудобно как-то — первая игра.

А он мою защиту разрушает,

Старую индийскую, в момент.

Это смутно мне напоминает

Индо-пакистанский инцидент.

Только зря он шутит с нашим братом,

У меня есть мера, даже две —

Если он меня прикончит матом,

Так я его через бедро с захватом

Или ход конём… по голове.

Я ещё чуток добавил прыти,

Всё не так уж сумрачно вблизи.

В мире шахмат пешка может выйти,

Ну, если тренируется, в ферзи.

А Шифер стал на хитрости пускаться,

Он встанет, пробежится и назад.

Предложил турами поменяться —

Ну, ещё б ему меня не опасаться,

Когда я лёжа жму сто пятьдесят.

Вот я его фигурку смерил оком,

И когда он объявил мне шах,

То обнажил я бицепс ненароком,

Даже снял для верности пиджак.

И мгновенно в зале стало тише,

Он заметил, что я привстаю,

Видно, ему стало не до фишек,

И хвалёный пресловутый Фишер

Тут же согласился на ничью.

НА ДИСТАНЦИИ ЧЕТВЁРКА ПЕРВАЧЕЙ

На дистанции четверка первачей.

Каждый думает, что он-то побойчей,

Каждый думает, что меньше всех устал,

Каждый хочет на высокий пьедестал.

Кто-то кровью холодней, кто горячей.

Все наслушались напутственных речей,

Каждый съел примерно поровну харчей…

Но судья не зафиксирует ничьей.

А борьба на всем пути, в общем, равная почти.

— Эй, расскажите, как идут, Бога ради, а?

Телевидение тут вместе с радио.

Да нет особых новостей, все ровнёхонько,

Но зато накал страстей охо-хо какой…

Номер первый рвёт подметки, как герой.

Как под гору катит, хоть и под горой,

Он в победном ореоле и в пылу,

Твёрдой поступью приблизиться к котлу.

А почему высоких мыслей не имел?

Да потому, что в детстве мало каши ел.

А голодал он в этом детстве, не дерзал,

Успевал переодеться — ив спортзал.

Ну, что ж, идеи нам близки:

Первым — лучшие куски.

А вторым? Чего уж тут, он всё выверил:

В утешение дадут кости с ливером.

Номер два далёк от плотских тех утех.

Он из сытых, он из этих, он из тех.

Он надеется на славу, на успех,

И уж ноги задирает выше всех.

Ох, наклон на вираже, бетон у щёк,

Краше некуда уже, а он ещё!

Он стратег, он даже тактик, словом, спец.

У него сила, воля плюс характер. Молодец!

Чёток, србран, напряжён, и не лезет на рожон.

Этот будет выступать на Салониках.

И детишков поучать в кинохрониках,

И соперничать с Пеле в закалённости,

И являть пример целеустремлённости.

Номер третий умудрён и убелён,

Он всегда второй, надёжный эшелон.

Вероятно, кто-то в первом заболел,

Ну, а может, его тренер пожалел.

И настойчиво в ушах звенит струна:

У тебя последний шанс, слышь, старина.

Он в азарте, как мальчишка, как шпана,

Нужен приз, иначе крышка и хана.

Переходит сразу он

В задний старенький вагон,

Где былые имена предынфарктные,

Где местам одна цена — все плацкартные.

А четвёртый, тот, что крайний, боковой,—

Так бежит, ни для чего, ни для кого.

То приблизится, мол, пятки оттопчу,

То отстанет, постоит, мол, так хочу.

Не проглотит первый лакомый кусок,

Не надеть второму лавровый венок,

Ну, а третьему ползти

На запасные пути…

— Нет, сколько все-таки систем в беге нынешнем.

Он вдруг взял, да сбавил темп перед финишем.

Майку сбросил, вот те на — не противно ли?

Нет, товарищи, поведенье бегуна не спортивное…

На дистанции четвёрка первачей,

Злых и добрых, бескорыстных и рвачей.

Кто из них что исповедует, кто чей…

Но судья не зафиксирует ничьей.

СКАЛОЛАЗКА

Я спросил тебя, зачем идёте в горы вы,

А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой.

— Ведь Эльбрус из самолёта виден здорово.

Рассмеялась ты и взяла с собой.

И с тех пор ты стала близкая и ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя.

Первый раз меня из трещины вытаскивая,

Улыбалась ты, скалолазка моя.

А потом за эти проклятые трещины,

Когда ужин твой я нахваливал,


Еще от автора Владимир Семенович Высоцкий
Черная свеча

Роман «Черная свеча», написанный в соавторстве Владимиром Семеновичем Высоцким и Леонидом Мончинским, повествует о проблеме выживания заключенных в зоне, об их сложных взаимоотношениях.


Роман о девочках

Проза поэта – явление уникальное. Она приоткрывает завесу тайны с замыслов, внутренней жизни поэта, некоторых черт характера. Тем более такого поэта, как Владимир Высоцкий, чья жизнь и творчество оборвались в период расцвета таланта. Как писал И. Бродский: «Неизвестно, насколько проигрывает поэзия от обращения поэта к прозе; достоверно только, что проза от этого сильно выигрывает».


Венские каникулы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лирика

«Без свободы я умираю», – говорил Владимир Высоцкий. Свобода – причина его поэзии, хриплого стона, от которого взвывали динамики, в то время когда полагалось молчать. Но глубокая боль его прорывалась сквозь немоту, побеждала страх. Это был голос святой надежды и гордой веры… Столь же необходимых нам и теперь. И всегда.


Стихи и песни

В этот сборник вошли произведения Высоцкого, относящиеся к самым разным темам, стилям и направлениям его многогранного творчества: от язвительных сатир на безобразие реального мира — до колоритных стилизаций под «блатной фольклор», от надрывной военной лирики — до раздирающей душу лирики любовной.


Бегство мистера Мак-Кинли

Можно ли убежать от себя? Куда, и главное — зачем? Может быть вы найдете ответы на эти вопросы в киноповести Леонида Леонова и в балладах Владимира Высоцкого, написанных для одноименного фильма. Иллюстрации В. Смирнова.


Рекомендуем почитать
В коммандо

Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.


Саладин, благородный герой ислама

Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.


Палата № 7

Валерий Тарсис — литературный критик, писатель и переводчик. В 1960-м году он переслал английскому издателю рукопись «Сказание о синей мухе», в которой едко критиковалась жизнь в хрущевской России. Этот текст вышел в октябре 1962 года. В августе 1962 года Тарсис был арестован и помещен в московскую психиатрическую больницу имени Кащенко. «Палата № 7» представляет собой отчет о том, что происходило в «лечебнице для душевнобольных».


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Записки сотрудницы Смерша

Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.


Экран и Владимир Высоцкий

В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.