Песни чёрного дрозда - [38]

— Ирина Владимировна! Ма! Покормите меня! Я очень хочу есть, время обеда, а вы убежали куда-то!

Он вышел на крыльцо, сияя улыбкой, такой радостью, которую ни скрыть, ни затаить нельзя, и снова попросил есть, словно теперь почувствовал полную раскованность в молодом, сильном теле, сто раз уставшем за многодневный переход и нервное ожидание вот этого главного, что оказалось в Танином письме.

Архыз уже мчался к нему из дальнего угла сада. А за ним, спотыкаясь и не поспевая на своих коротеньких ножках, бежал растрёпанный, покрасневший от игр Саша-маленький и после каждого падения хватался за трусики, готовые свалиться и погубить его мужской авторитет на глазах гостей и бабушки.

Обедали оживлённо, весело, с разговорами. Женщины переглядывались и многозначительно улыбались. Все к лучшему.

Саша-маленький забрался к Молчанову на колени. Сбоку, касаясь босой ноги малыша, пристроился Архыз, он щурился от трудно подавляемого желания получить вкусный кусочек, от запаха пищи, от радости близкого общения с хозяином и терпеливо сносил заигрывания мальчугана.

Тёплый ветер забегал в открытые окна. Он приносил запахи близкого моря и свежей зелени. На дворе колготились куры, где-то призывно блеял козлёнок, зовущий свою маму. Мирная сельская жизнь.

Стукнула калитка.

— Никак, Борис Васильевич, — сказала хозяйка и пошла навстречу.

И все встали из-за стола, пошли встречать. Потом усадили гостя за стол, он ел, поблёскивая очками, и добродушно, по-стариковски смотрел на Александра и на Сашу-маленького, удобно сидящего на его коленях.

— Смотрите-ка, он сегодня ест как настоящий мужчина, — заметил учитель, кивая Саше-маленькому.

После обеда Молчанов вышел проводить Бориса Васильевича.

— Теперь я понял, почему вы утром засмеялись, — сказал он. — Вы знали, что мама и Архыз здесь. Решили сделать сюрприз, да?

— Я и ещё кое-что знаю, Саша, — загадочно ответил Борис Васильевич. — Сказать тебе сейчас или повременить?

— Ну зачем же? Конечно, скажите!

— Наверное, придётся сказать. Если Таня уже не сделала этого прежде меня.

Молчанов остановился:

— Не томите…

— Ну так вот. В своё время мы обговорили с ней одно небольшое предприятие. Потом я получил от Татьяны согласие и даже заявление. Этот документ мы недавно обсудили на совете учителей, наше решение утверждено в районо. Теперь я могу сказать тебе, что в новом учебном году в нашей школе преподавать биологию будет знакомая тебе Татьяна Васильевна…

— Как мне благодарить вас! — тихо и растроганно сказал он.

3

Они остановились на мостике. Здесь дорога расходилась. Вправо, за мостом, густо зеленела усадьба Южного отдела заповедника — небольшой лесок с высоченными чёрными пихтами и двухэтажный дом на краю этого рукотворного лесопарка.

— Тебе туда, Саша, — сказал учитель. — Будь внимателен. Слушай, вникай. За последнее время я не узнаю некоторых сотрудников, так они изменились. Взгляды лесников на свои права и обязанности стали несколько иными и, мне кажется, далёкими от идеалов охраны и заповедования. Эти лесники больше походят на егерей охотничьего ведомства. Приглядись.

Саша прошёл по аллеям парка, вошёл в дом.

Большая комната со столом посредине была пуста, но папиросный дым в воздухе, окурки на полу говорили о том, что здесь совсем недавно толклись или сидели люди. Из коридорчика, откуда была дверь во вторую комнату и радиорубку, доносились голоса, трое или четверо спорили там довольно азартно.

— Никогда ты его не возьмёшь в заросли, — услышал Молчанов. — Он тебя непременно обманет, нюх вострый больно — как почует, так и заляжет, ты мимо пройдёшь, чуть сапогом не зацепишь, а не подымется, себя не выкажет, это уж точно! Знаю по себе евонную причуду.

— Ну, какой шатун, а то сразу дёру даст и по самой густой заросли на выстрел не подпустит ни за что. Было у меня: вижу как-то, малинник колышется, самого не примечаю, а кусты ходуном ходят. Я и вдарил чуть ниже, наугад. Он как заорёт, как подымется выше малинника, зубы оскалил, глаз вострый…

— Добил? — спросил первый.

— Нет, паря, запужался. Кто его знает, похоже, пуля только задела, а раненый он для жизни больно опасный, затаится и с тебя же кожу сдерёт. Не пошёл я, пождал малость, не выдаст ли себя, ну, не дождался и ушёл ни с чем. Зря патрон истратил.

— Тоже не дело, — веско сказал третий, и голос этот показался Александру очень знакомым. — Раз ты стрелил, не бросай ведьмедя, непременно отыщи по крови, по следу, чего же мясо губить зазря, шакалам оставлять? Я вот что скажу вам, хлопцы. Ведьмедь свой характер точно имеет, и прежде чем стрелить, надо малость про тот характер узнать. Иной, значит, трус, с тем хлопот никаких. Иной умом почти как людской, хитрый до неимоверности, а тебе надобно его перехитрить, потому можно и без головы остаться. В прошлом, что ли, годе было у меня, чуть жизни не лишился, когда выслеживал одного большака…

Молчанов распахнул приоткрытую дверь. Три головы повернулись к нему, две пары глаз посмотрели с явным любопытством, а тот, бородатый, как был с открытым ртом, так и застыл. Суеверное, испуганное удивление сковало его. В руке меж пальцев дяди Алёхи сиротливо дымила самокрутка с крепчайшей махоркой, уже знакомой Александру по встрече в Шезмае.