Песни - [48]

Умен ли я? Ленив я слишком!

Мне умным быть мешает лень.

Боюсь и с маленьким умишком

Я на других набросить тень!..

Когда страданье тяготеет

Над всеми, вплоть до богачей,

Верь, самый умный не сумеет

Быть самым лучшим из людей!

Пусть мой пример тебя научит

Свет по достоинству ценить…

Пускай мой пост другой получит,

А я в тиши хочу пожить…

И — в оправдание поэту

Одно лишь я друзьям скажу:

Чем меньше отдаюсь я свету,

Тем больше им принадлежу!

Перевод И. и А. Тхоржевских

Фея рифм [87] (Поэтам-рабочим)

Вот фея рифм, властительница песен.

В земной туман для счастья послана,

Она поет, и взгляд ее чудесен.

Отдайся ей — иль улетит она.

В размахе крыл простор есть лебединый,

Она несет вступившим с ней в союз

Завидный дар для наших бедных муз:

Алмазы, бриллианты и рубины.

В ее словах для нас любовь и май,

Останься с нами, пой, не улетай!

Пускай мудрец порой кричит: «Куда ты?

Мечтателю безумному. — Постой!»

Уж он бежит, горячкой рифм объятый,

От школьных парт за феей молодой.

Ведь с этих пор и горе и лишенья

Он для нее готов претерпевать,

Чтоб в смертный час к безумцу на кровать

Она присела с песней утешенья.

В ее словах для нас любовь и май.

Останься с нами, пой, не улетай!

Как богачи ей жадно смотрят в очи!

Но, их минуя, предпочтет она

Скупой огонь в простой семье рабочей,

Где песнь ее как хлеб и соль нужна.

Пусть прост обед и темный угол тесен,

Чтоб здесь жилось бедняге веселей,

Она его из пригоршни своей

Поит вином и дерзким хмелем песен.

В ее словах для нас любовь и май.

Останься с нами, пой, не улетай!

Где дышит пар, в пыли свинцовой гранок,

Она поет, чтоб каждый видеть мог

В цветах кирку, лопату и рубанок,

Стихи без рифм и славу без сапог.

А с нею в такт поет рабочий молот,

И весь народ уж подхватил припев,

Меж тем как трон внимает, присмирев,

Как там, внизу, отплясывает голод.

В ее словах для нас любовь и май.

Останься с нами, пой, не улетай!

Покрой же, фея, нищету крылами,

Зажги единой радостью сердца;

Вином надежд, а не пустыми снами

Гони заботу с пыльного лица.

И сделай так, чтоб в хижине убогой

Произнесли при имени моем:

«Ведь это он привел ее в наш дом

Певец вина и юности нестрогой».

В ее словах для нас любовь и май.

Останься с нами, пой, не улетай!

Перевод Вс. Рождественского

Ямщик [88]

Недолгий срок людское племя

Гуляет по тропам земным.

Возница наш — седое Время.

Уже давно дружу я с ним.

Роскошно ль, скромно ли свершаешь путь по свету

Нещадно гонит старина,

Пока не взмолишься: «Останови карету!

Хлебнем прощального вина!»

Он глух. Ему по нраву — гонка.

Он плетью хлещет, разъярясь;

Пугая нас, хохочет звонко,

Пока не выворотит в грязь.

Боишься, как бы вдруг не разнесло планету

Копытом звонким скакуна.

Останови, ямщик, останови карету!

Хлебнем прощального вина!

Глупцов разнузданная свора

Швыряет камни в седока.

Бежим, не затевая спора,

Победа будет не легка!

Какой удар несет грядущий день поэту,

Какая смерть мне суждена?

Останови, ямщик, останови карету!

Хлебнем прощального вина!

По временам к могильной сени

Нас приближает день тоски.

Но слабый луч — и скрылись тени,

И страхи смерти далеки.

Ты увидал цветок, услышал канцонетту,

Скользнула мышка, чуть видна.

Останови, ямщик, останови карету!

Хлебнем прощального вина!

Я стар. На новом перевале

Меня подстава ждет в пути.

Ямщик все тот же, но едва ли

Коней он может соблюсти.

Для вас, друзья мои, уже спускаясь в Лету,

Сдержать хочу я скакуна.

Останови, ямщик, останови карету!

Хлебнем прощального вина!

И пусть мой юбилей поможет

Крепленью наших старых уз.

Ведь шпора времени не может

Сердечный разорвать союз.

О Радость, приводи друзей к анахорету

Еще хоть двадцать лет сполна.

Останови, ямщик, останови карету!

Хлебнем прощального вина.

Перевод В. Левика

Земной шар

Шар наш земной — да что же он такое?

То — просто старый мчащийся вагон.

Хоть астрономы говорят: «Пустое!»

Но с рельс сойдет когда-нибудь и он.

Вверху, покорны силе притяженья,

Вращаются такие же шары…

Хочу я знать, небесные миры,

Кто вас привел в движенье?

О странном детстве, прожитом планетой,

Писал Бюффон и говорил Кювье.

Огонь и грязь… И вот из смеси этой

Жизнь началась когда-то на земле.

Зародыш тот волной питало море,

И слизняки лениво поползли.

А человек — недавний гость земли,

Хоть мир погибнет вскоре.

«О прошлое! Ведь мы — над бездны краем!

Воскликнул я. — Скажи мне, как давно

Вертится мир, в котором мы страдаем?»

Но в прошлом все загадочно, темно.

Так много догм… Разноречивы мненья.

Где правда, ложь — не отыскать вовек.

Оставили индус, и перс, и грек

В наследство нам сомненье.

Мне разъедает душу яд сомнений,

Грядущее пытать решился я.

Навстречу мне попался новый гений…

«Учитель, как, погибнет ли земля?»

«Нет, никогда! Жить суждено ей вечно,

Как Троице!» — ответ его гласит.

И песню вновь с друзьями голосит

Мессия тот беспечный.

Грядущее туманно и безгласно,

А прошлое уже покрыла тень.

Сужден иль нет земле прыжок опасный

Скажи хоть ты, о настоящий день!

Но он молчит, тщедушный и несмелый,

Торопится он, Будущим гоним.

Дни прочие уходят вслед за ним,

Ворча; «Нам что за дело?»

Конец придет — ведь было же начало!

Мир родился — мир должен умереть.

Когда? Судьба об этом умолчала.

Сегодня ль? Или век ему стареть?

Покуда мы о сроках спорим чинно,

Когда земле погибнуть надлежит,