Песнь тунгуса - [60]

Шрифт
Интервал

Сарма подхватила его ледяными ладонями и отняла от мачты, понесла куда-то, баюкая, смеясь и воя, окунула в купель раз, другой – и навсегда.

А помощник капитана держался. Одежда его покрывалась ледяной коркой. Но полушубок хранил какое-то тепло. Помощник капитана смотрел на гибель корабля сверху, как во сне. Как во сне, сгинул дембель моряк. А за ним – моторист Рыков. Все пропали – капитан, остальные и девушка Нина с сияющими глазами. А тот, кто ее ждал в Хужире, не мог в эту ночь заснуть, ему все мерещился крик чайки…

Шкипер Жуков на «Чайке» не растерялся, вдруг обнаружив, что баржа уже не на буксире, приказал соорудить из брезента парус. И это им удалось! Они поставили брезентовый парус на мачту и смогли идти против волн. Под утро баржу выбросило на берег. Те, кто были на ней, спаслись.

Рассвело, и вдалеке можно было увидеть темную щепку – «Сталинградец». Ветер немного ослаб, но сарма все еще ярилась. Неподалеку колхоз. Жуков побежал туда.

А у помощника капитана, привязанного к мачте, это был самый долгий рассвет в жизни. Он уже не верил, что свет утра застанет его в живых, что он будет еще дышать, видеть и вообще что-либо понимать. Иногда сознание выключалось, как свет в Хужире из-за неполадок на дизельной электростанции, и он разом исчезал в шевелящейся тьме. Удар – и помощник капитана жив, озирается дико… Один, совсем один посреди волн на мертвом корабле. Да и тот ли это «Сталинградец», на котором они отваливали от причала в Хужире солнечным радостным днем? Тот ли «Сталинградец» бороздил долгое время воды самого чистого в мире моря? И вообще – Байкал ли это? Или поле проигранной битвы… Волнующееся поле, поглотившее столько близких – да теперь самых родных на свете – людей. Как отчаянно и обреченно кинулся вниз дембель моряк. И где рубка? В ней ведь прятались ребята, мужики… А капитан? И Нинка?

И почему эта посудина не идет ко дну? Ее бьют волны.

И почему я жив?

А что будет дальше? Может, так и выглядит мир иной, будто чей-то чужой кошмарный сон, да, чужой, и у тебя нет сил разбудить этого чужого, ты даже не знаешь, человек ли это.

Появлялось желание развязать веревку и все закончить. Но то ли пальцы не слушались, то ли… бился где-то под ледяным панцирем одежды огонек, что ли. И он так и торчал посреди моря, будто памятник или казненный. Пробовал молиться, но даже «Отче наш» не знал. Про Сталина песню быстрее вспомнил: «Артиллеристы, Сталин дал приказ! Артиллеристы, зовет Отчизна нас! Из тысяч грозных батарей за слезы наших матерей, за нашу Родину – огонь! Огонь!» Ее, подвыпив, пела команда, всем нравился этот припев, а главное по душе было, что есть мочи орать про огонь! Огонь! Огонь!..

Сейчас это помощника капитана обожгло видением огня, жаркого, чудесного в железной печке кубрика. Ему захотелось протянуть, как обычно, руки к печке, щурясь от папиросного дыма, под болтовню ребят, шутки, смех поварихи – и он протянул одеревенелые крючья рук, протянул к приближающейся лодке. Очнулся, как от удара кнутом, – и видит: идет по волнам катер, упорно идет сквозь ветер и посвист приунывшей сармы. Катер ближе и ближе. Мужики глазеют на «Сталинградец», севший на мель, на человека на мачте. И он глазеет на них, рот открывает, говорит что-то – а не слышно.

Потом услышали: «Что же вы так долго, братцы…»

А могли бы и вовсе не прийти, шкиперу Жукову еле удалось уговорить колхозников выйти в такую погоду.

И этот парень спасся.

Судьбе так угодно было, чтобы он заступал на вахту, чтобы под рукой оказались теплые вещи, веревка и чтобы катер отнесло на отмель. И чтобы шкипер Жуков не удовольствовался хором бывалых мужиков, певших ему об опасности идти в такой ветер, по такой крутой волне. Как будто у шкипера Жукова и были в руках нити судеб этого помощника да того морячка, отслужившего срочную службу, – жаль, морячок не послушался… Как и Нина. Ее просил один человек сказаться больной, остаться с ним… Хотя он всегда это ей говорил перед рейсом… Нина только взъерошила ему волосы, обвила руками за шею, поцеловала, смеясь…

Старик оборвал свой рассказ. Молчал, словно воздуха ему не хватало или духа продолжать. Мишка смотрел на него. По старику как будто волны проходили, что ли.

– Так этот спасшийся и был Андрей? – наконец спросил тихо Мишка.

Старик повернул голову, взглянул на него.

– Нет, Миша. Спасшегося того помощника капитана звали Алексей Дубинин, он потом здесь женился, но жить не стал – уехал, да и с концами. Не смог. Томился.

Старик снова замолчал. Потом продолжил рассказ.

«Сталинградец» приволокли в Хужир, отремонтировали, попытались набрать команду, но местные наотрез отказывались. Все отказались. Тогда наняли команду с материка. Сезон они ходили по морю, но моторист сломал ребра, поскользнулся и ахнулся в трюм. Там у них всякие неполадки случались и маленькие травмы. Но продолжали ходить. А тут – как без моториста? И стали всякими посулами подманивать снова островитян. И Андрей не устоял, в подпитии согласился, махнул рукой, а, мол, бабские причуды, почему это местным нельзя? И пошел с ними в море. И поначалу ничего, все шло нормально. А потом заметили, что он ночами на вахте говорит с кем-то, хотя один, ставит кружку с чаем, миску с кашей для кого-то, рыбу не ест, мол, она командой прежней кормится, жирует… Кинулся с кулаками на капитана, когда тот приказал ему что-то. А этот и бросился, мол, ты кто такой есть, какой такой капитан? Самозванец! Ну и в конце концов его просто списали, сами сезон дотянули с новым мотористом, да и разбежались и больше уже никого собрать на «Сталинградец» не смогли.


Еще от автора Олег Николаевич Ермаков
Родник Олафа

Олег Ермаков родился в 1961 году в Смоленске. Участник боевых действий в Афганистане, работал лесником. Автор книг «Афганские рассказы», «Знак зверя», «Арифметика войны». Лауреат премии «Ясная Поляна» за роман «Песнь тунгуса». «Родник Олафа» – первая книга трилогии «Лѣсъ трехъ рѣкъ», роман-путешествие и роман воспитания, «Одиссея» в декорациях Древней Руси. Немой мальчик Спиридон по прозвищу Сычонок с отцом и двумя его друзьями плывет на торжище продавать дубовый лес. Но добраться до места им не суждено.


Знак Зверя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Зимой в Афганистане (Рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вариации

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращение в Кандагар

Война и мир — эти невероятно оторванные друг от друга понятия суровой черной ниткой сшивает воедино самолет с гробами. Летающий катафалк, взяв курс с закопченного афганского аэродрома, развозит по стране страшный груз — «Груз-200». И сопровождающим его солдатам открывается жуткая истина: жизнь и смерть необыкновенно близки, между ними тончайшая перепонка, замершая на пределе натяжения. Это повесть-колокол, повесть-предупреждение — о невообразимой хрупкости мира, неисповедимости судьбы и такой зыбкой, такой нежной и тленной человеческой жизни…


Сибирь: счастье за горами

Сибирь – планета на планете. У нее своя гравитация, свои законы и свой президент по имени Природа. В этой книге собраны голоса писателей и не только писателей – тех, кто родился, вырос на этой уникальной земле или шагнул к ее тайнам. Здесь открывается Сибирь – живая, дышащая, страшная, странная, огромная и все еще незнакомая. «Люди Сибири – упрямые люди. Просторные. У каждого Сибирь своя. Эта книга возможна во множестве томов» (Сергей Шаргунов).


Рекомендуем почитать
Читать не надо!

«Читать не надо!» Дубравки Угрешич — это смелая критика современной литературы. Книга состоит из критических эссе, больше похожих на увлекательные рассказы. В них автор блистательно разбивает литературные и околокультурные штампы, а также пытается разобраться с последствиями глобального триумфа Прагматизма. Сборник начинается с остроумной критики книгоиздательского дела, от которой Угрешич переходит к гораздо более серьезным темам — анализу людей и дня сегодняшнего. По мнению большинства критиков, это книга вряд ли смогла бы стать настолько поучительной, если бы не была столь увлекательной.Дубравка Угрешич родилась и училась в бывшей Югославии.


Там, где два моря

Они молоды и красивы. Они - сводные сестры. Одна избалованна и самоуверенна, другая наивна и скрытна. Одна привыкла к роскоши и комфорту, другая выросла в провинции в бедной семье. На короткий миг судьба свела их, дав шанс стать близкими людьми. Но короткой размолвки оказалось довольно, чтобы между ними легла пропасть...В кн. также: «Директория С., или "Ариадна " в поисках страсти, славы и сытости».


Семья Машбер

От издателяРоман «Семья Машбер» написан в традиции литературной эпопеи. Дер Нистер прослеживает судьбу большой семьи, вплетая нить повествования в исторический контекст. Это дает писателю возможность рассказать о жизни самых разных слоев общества — от нищих и голодных бродяг до крупных банкиров и предпринимателей, от ремесленников до хитрых ростовщиков, от тюремных заключенных до хасидов. Непростые, изломанные судьбы персонажей романа — трагический отзвук сложного исторического периода, в котором укоренен творческий путь Дер Нистера.


Бог в стране варваров

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Почему не идет рождественский дед?

ОЛЛИ (ВЯЙНО АЛЬБЕРТ НУОРТЕВА) — OLLI (VAJNO ALBERT NUORTEVA) (1889–1967).Финский писатель. Имя Олли широко известно в Скандинавских странах как автора многочисленных коротких рассказов, фельетонов и юморесок. Был редактором ряда газет и периодических изданий, составителем сборников пьес и фельетонов. В 1960 г. ему присуждена почетная премия Финского культурного фонда.Публикуемый рассказ взят из первого тома избранных произведений Олли («Valitut Tekoset». Helsinki, Otava, 1964).


Сведения о состоянии печати в каменном веке

Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)