Песнь тунгуса - [55]

Андрей уходил прочь, охваченный солнечным сиянием. Под ним расстилалось море огня и воды, а не льда. У Мишки перехватило дыхание от этого зрелища.

Да куда он направляется? За морским сиянием вставала хрупкая цепочка горных западных вершин.

Хотя на самом деле до материка в этом месте не так и далеко, километров двадцать, а то и меньше. На лыжах по хорошему насту быстро добежать можно. А по льду – на коньках. Ну, часа за два, ага.

А вот Мишке надо было в другую сторону – на восход. До Святого Носа только километров шестьдесят будет. И еще надо дальше. Как перебежать на коньках?

Но сейчас, глядя на удаляющегося к предвечернему солнцу человека, Мишка окончательно решил, что перебежит Байкал на коньках. Если смог пересечь Ангару, почти никогда не замерзавшую в пределах Иркутска, то и Байкал перейдет. Раз там ему повезло, повезет и здесь. Только надо раздобыть санки.

Туристы подходили к Шаманке, распушившей свои каменные перья, словно глухарка после того, как ее покроет глухарь, и она встряхивается сильно. Фигура в солдатской шинели уже превратилась в соломинку и наконец вовсе растаяла, растворилась, сгорела в сиянии.

На обратном пути Мишка хрумкал печенье и, быстро разворачивая обертки, ел ириски. Пачка печенья исчезла моментально. Ириски еще оставались. Мишка не знал, до скольких работает столовка. Надо было бы под вечер зайти туда… Хотя вечер уже наступал. Зимний день быстро сваливается за горизонт.

В ателье был Адам Георгиевич. Он оглянулся на вошедшего, спросил, где побывал Мишка, что посмотрел. Мишка отвечал. Адам Георгиевич кивал, листая новенький журнал «Советское фото». Мишка попросил воды, пить хотелось после сладкого. Зато голод уже прошел совсем, ага. Адам Георгиевич взглянул на графин, тот был пуст, тогда он указал на алюминиевую флягу в углу и попросил налить ковшом в графин.

– Стакан вон.

Осушив стакан, Мишка кивнул на картину во всю стену и снова сказал, что здорово нарисовано. Адам Георгиевич мельком глянул и ответил: «Угу». Помолчал и добавил, что рисовала, между прочим, его землячка, то есть, в смысле, соплеменница, талантливая девочка Лидочка Диодорова.

– Не знал ее?

– Не-а, – откликнулся Мишка, покачав головой и продолжая рассматривать картину.

– По-моему, она сейчас здесь, на каникулах. – Адам Георгиевич посмотрел на часы. – Ну ладно, пора закрываться. Сейчас пойдем домой.

Мишка замялся… Сказал, что встретил немцев.

– Да они еще не все тут осмотрели. Завтра поедут на Хобой.

Мишка встрепенулся. Хобой – северная оконечность острова. Туда-то ему и надо. Но как прибиться к немцам?

Адам Георгиевич начал собираться, надел куртку.

– Пошли.

Мишка взял чемодан. Адам Георгиевич ничего не сказал, и они вышли на мглисто-алую от закатного света улицу. Клацнул ключ в замке.

– У нас в заповеднике нет замков, – сказал Мишка.

– Когда-то и здесь двери не запирали. Но времена изменились… Это туристам остров кажется тихим уголком. А здесь-то всякое бывает… Зайдем в магазин.

Купив хлеба, риса и подсоленного сливочного масла, они пошли дальше. В магазин заходили – еще было светло, а вышли в сумерки. В небе загорались звезды. Печи дымили как будто еще сильнее.

Только пришли в дом и Мишка поставил свой чемодан, снял куртку и надел телогрейку, чтобы пойти за дровами, как послышался треск мотоцикла и затем шаги на крыльце. В дверях Мишка столкнулся с Китом в старом милицейском тулупе.

– Мишка, – сказал он, – собирайся, поехали.

– Куда?

– Куда, куда, самое, мамка приказала тебя доставить. И Полинка горит видеть. Ты чего?.. Адам Георгиевич, выполняю приказ главнокомандующего! – воскликнул он и щелкнул каблуками больших кирзовых сапог.

Мишка вопросительно оглянулся на Адама Георгиевича.

– Конечно, отправляйся, Миша, – сказал тот.

– Ага, – согласился Мишка, – только дровишек принесу.

И он сходил, набрал охапку дров, вернулся, с грохотом сгрузил их возле печи, снова надел свою куртку и пошел за Китом. Перед домом стоял мотоцикл с коляской. Мишка сел в коляску, Кит завел мотор и крутанул ручку газа. Мотоцикл лихо выскочил на дорогу, развернулся и с воем и треском полетел, подпрыгивая на колдобинах. Обжигающий морозный воздух ударил в лицо, Мишка аж задохнулся, натянул шарф до носа.

В жарко натопленном доме Кита их ждали родители, маленькая полная светловолосая женщина с чуть заметными веснушками и тот самый милиционер, пытавшийся куда-то увезти Андрея в шинели. Так это и был отец Кита.

– А, весь в них, в батьку с маткой Мальчакитовых, – говорил отец Кита, глядя на Мишку. Был он черноволос, смугл. Кит обликом пошел в мать. Только такую же родинку посреди носа получил от отца.

– Ох, да… – протяжно вздыхала мама Кита, – черненький, глазастенький…

Она не удержалась и погладила Мишкину голову, тот отстранился удивленно.

– Да не лезь ты, – одернул ее отец Кита. – Лучше покорми. Ему сала надо с картошкой, а не тюти. Да, Мишка? Ну, давай, садись, садись, рассказывай.

В светлой кухне с печкой все уселись вокруг стола. Мама Кита действительно подала Мишке картошки с салом и луком и другим то же. Начались расспросы. Мишка ел, как говорится, скромненько, но мама Кита возмутилась и сказала, что без добавки никуда его не отпустит. Ну, Мишка и приналег по-настоящему, есть-то ему хотелось, что там макароны по-флотски, одно название.