Песнь тунгуса - [14]
– Ну, не растаял? – спросил лесничий, взглядывая на вошедшего, и сам себе ответил: – Да он все лето здесь будет, никуда не денется. Олени будут приходить, пить воду в ямках, отдыхать от жары.
– Из окна можно бить, – сказал Семенов.
– Тебя как звать? – спросил лесничий.
– Старший лейтенант Семенов, – ответил тот. – Никита.
– Тут, Никита, заповедник, – нравоучительно произнес Андрейченко, – соответствующе.
– Ясен пень, – сказал милиционер. – Но помечтать хочется. Я бы, например, лесником не смог. Стоять по грудь, как говорится, в воде и не напиться.
Снежные куски быстро таяли в черной большой алюминиевой кастрюле и в чайнике.
На гвозде в стене висела на ремне кобура с пистолетом Семенова.
– В буферной зоне тут у многих участки, вот и охота, – сказал Андрейченко.
– А инстинкт? – спросил Семенов. – У меня, например, инстинкт охоты очень сильный, супруга ругается… А что я могу?
– Наверное, поэтому и в милицию подался? – спросил лесничий, взглядывая на него издали.
– У меня батя опером был. Погиб, – коротко сказал Семенов.
– Вона как, – отозвался Андрейченко и замолчал выжидательно.
А Шустов спросил: что с ним случилось, как погиб?
Милиционер повел головой, как бы сбрасывая все вопросы, но заговорил. Оказалось, что его отец вышел уже на пенсию и в ресторане в соседнем городе, в который он приехал просто так, ну, точнее после ссоры с женой, решил побыть вдали и одиночестве, и разговорился с посетителем, тоже вроде пенсионером, – но с той стороны, с уголовной. А ни вор, ни опер не бывают бывшими, это судьба – навсегда. Слово за слово, под селедочку с водкой «Посольской», и воровской пенсионер не прочухал, что перед ним опер, хотя у них нюх на оперов и вообще милицейских ребят, ну или старый опер ловко вел свою роль, что было не так уж и трудно: блатняк изучил за столько лет-то, все повадки, феню. И вор поверил, что перед ним вор, только что откинувшийся, но прибывший из далеких краев. Даже общих знакомых нашли, правда уже перешедших в мир иной, – тут опер четко понимал, что ссылка на любого здравствующего может обернуться проблемой, – воровская разведка работает быстро. В общем, познакомились и как-то враз приглянулись друг другу. Договорились встретиться еще. На следующий день снова уселись было за столик, но вор только пригубил водочки и потянул опера на улицу, а там и предложил ему поучаствовать в деле. Дело было такое. Перехватить небольшую партию алмазов, переправляемую из центра России в Кяхту, а оттуда – в Монголию и дальше в Китай. Так вот вор этот узнал, когда и где товар будет ждать. Через три дня, и в той гостинице, где остановился опер. Вор придет к нему в гости с одним крепким пареньком, переоденется в резиновый халат, возьмет баллончик и постучится к гонцу под предлогом борьбы с насекомыми. В баллончике такое вещество… э-э, фторотан, пары в смеси с кислородом и чем-то еще. Этот фторотан используют хирурги при быстрых операциях, действие не долгое, но почти мгновенное, успеешь связать пациента, заклеить рот и все обшарить. Умельцы раздобыли жидкость и смастерили смесь.
– «Бриллиантовая рука», – проговорил лесничий. – То бишь алмазная… Не думал, что и в жизни так бывает… Хотя мне доводилось тоже в ресторане встречать всяких парней с ихними небывалыми историями… Ну, и что батя? Согласился?
– Батя согласился. Это же удача – такое дело… для опера.
– А предупредил своих ребят? – спросил Андрейченко.
Милиционер кивнул, сложил губы трубочкой, глядя на свои руки, на гудящую яростно и радостно печку… Продолжил рассказ.
В назначенный день гостиница должна быть под двойным контролем: бандитским и милицейским. Гонец прибывал вечером. И в полдень вор с опером снова встретились, чтобы обсудить детали, а потом завернули в ресторан, уговорившись: ни слова о деле, так, немного, мол, посидим и опрокинем по рюмочке, не больше, побалакаем о рыбалке, и тот и другой оказались заядлыми рыбаками. Ну и зашли, сели, заказали там… по сто граммов, селедку и только речи повели про невиданных тайменей, как вдруг кто-то старого опера окликает, он не оглядывается.
Но тот человек сам подходит, в плаще и шляпе, позади женщина, ребенок. Старый опер видит – видит рецидивиста, ну почти друга, как это бывает у оперов и завсегдатаев следственных изоляторов, то есть очень хорошего знакомого – точнее, хорошо знакомого по распутанным делам. И этот рецидивист стал шахтером, встретил на зоне женщину и переродился. Женщина работала там медсестрой и все продлевала ему больничные… Женщина была из шахтерской семьи, отец, братья работали под землей. Туда же устроили и рецидивиста после отсидки. И он, что называется, увидел свет в конце тоннеля. Он об этом и рассказывал, сверкая золотыми фиксами, оперу, сидевшему чернее тучи, позади шахтера лучисто улыбалась женщина… А вор, вор чернее тучи. И вот как-то медленно начал подниматься. Опер взял его было за руку, но тот сбросил брезгливо руку и направился к выходу. Опер пошел следом. Вор внезапно резко развернулся и сунул ему нож в распахнувшийся плащ… Порезал печень. В больнице опер под утро умер.
– А… остальные?
– Шахтер-рецидивист кинулся за вором, догнал и первым ударом выбил ему все вставные зубы, вторым ударом свернул нос набок и, скорее всего, убил бы, но тут ринулись ребята из группы наблюдения, думали, бандит метелит бандита. А у него под ногтями черная въевшаяся пыль.
Олег Ермаков родился в 1961 году в Смоленске. Участник боевых действий в Афганистане, работал лесником. Автор книг «Афганские рассказы», «Знак зверя», «Арифметика войны». Лауреат премии «Ясная Поляна» за роман «Песнь тунгуса». «Родник Олафа» – первая книга трилогии «Лѣсъ трехъ рѣкъ», роман-путешествие и роман воспитания, «Одиссея» в декорациях Древней Руси. Немой мальчик Спиридон по прозвищу Сычонок с отцом и двумя его друзьями плывет на торжище продавать дубовый лес. Но добраться до места им не суждено.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Этот город на востоке Речи Посполитой поляки называли замком. А русские – крепостью на западе своего царства. Здесь сходятся Восток и Запад. Весной 1632 года сюда приезжает молодой шляхтич Николаус Вржосек. А в феврале 2015 года – московский свадебный фотограф Павел Косточкин. Оба они с любопытством всматриваются в очертания замка-крепости. Что их ждет здесь? Обоих ждет любовь: одного – к внучке иконописца и травника, другого – к чужой невесте.
Война и мир — эти невероятно оторванные друг от друга понятия суровой черной ниткой сшивает воедино самолет с гробами. Летающий катафалк, взяв курс с закопченного афганского аэродрома, развозит по стране страшный груз — «Груз-200». И сопровождающим его солдатам открывается жуткая истина: жизнь и смерть необыкновенно близки, между ними тончайшая перепонка, замершая на пределе натяжения. Это повесть-колокол, повесть-предупреждение — о невообразимой хрупкости мира, неисповедимости судьбы и такой зыбкой, такой нежной и тленной человеческой жизни…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)