Песнь Сорокопута - [51]

– Вот мы опять с тобой здесь, – глумливо проговорил Мартин, тыча в меня острым локтем. Что за ужасная привычка?

– Ага. – Я пребывал в унынии.

В кои-то веки Мартин оказался хоть в чём-то прав. Мы снова с ним завалили практику по тёмной материи. Занятие близилось к концу. Леон, сидевший за первой партой, повернулся и смущённо улыбнулся мне, словно то, что я сидел в конце класса, было его виной. Я улыбнулся в ответ, но, сдаётся мне, оскал на моём лице ещё больше расстроил Леона. Близнецы Брум тоже справились с заданием, но Леон Кагер был лучшим, если дело доходило до тёмной материи. Мне оставалось позорно делить последнее место с Мартином. Это было сильным ударом по самолюбию. В такие моменты я жалел, что близнецы Брум учатся в моём классе. Думается мне, я бы не так переживал за эти унизительные минуты, не будь Оливии в кабинете.

– На сегодня всё! – громко произнёс мистер Аврель. – Пожалуйста, тренируйтесь на территории лицея, но не дома! Это небезопасно. Мой кабинет всегда открыт для дополнительных занятий. Все свободны.

Одноклассники принялись шумно собираться. Практика по тёмной материи была последним уроком. Я не спеша закинул в рюкзак учебники, кивнул на прощание Леону – он показал мне большой палец вверх и прошептал: «У тебя всё получится», – Оливеру и улыбнулся Оливии. Оливер, к моему удивлению, выходя, подмигнул мне. Оливия одарила тёплой улыбкой, от которой меня бросило в жар.

Вскоре кабинет опустел, и я осмелился в который раз подойти к мистеру Аврелю, чтобы ещё раз попробовать сдать практику. Мне был жизненно необходим зачёт. Я планировал поступать в Академию Святых и Великих, где занятия по тёмной материи значились как одни из важнейших.

– О, мистер Хитклиф, – довольно проговорил он, увидев мою одинокую фигуру в пустом кабинете. – Хотите испытать удачу?

– Да, если можно, – ответил я неловко.

– Отчего же нет, я рад, что вы стараетесь. – Он дописал что-то в журнале, поднялся и установил напротив меня два металлических кольца, которые успел убрать под конец занятия.

Я выдохнул, вскинул руки и пристально посмотрел на кольца. Извлечь материю, сформировать лук и стрелу, а затем направить стрелу. Задание будет зачтено, если стрела не потеряет форму и пройдёт сквозь два кольца.

Извлечь материю было самым лёгким из всего вышеперечисленного. Я долго не мог сотворить лук, молчу уже о стреле. У других на это уходило секунд двадцать, Леон же моментально творил фигуры из тёмной материи. В такие минуты у меня бежали мурашки по коже. Мне требовалось минимум тридцать секунд, что считалось довольно слабым показателем.

– Мистер Хитклиф, вы слишком напряжены, думайте только о том, как выглядят стрела и лук, – подсказывал мистер Аврель сзади.

Я вовремя прикусил губу, иначе изо рта могло вырваться что-то не очень лестное. Я не хотел обижать преподавателя: он всегда давал мне второй шанс.

Если то, что получилось, и можно было назвать стрелой, то только с натяжкой. Скорее это нечто походило на бревно. Но других вариантов у меня не было. Стараясь не нервничать – да кого я обманываю, – я произвёл захват и медленно натянул сотворённую тетиву, застыл, прицелился и выпустил толстое подобие стрелы. Миновав одно кольцо, тёмная материя растворилась в воздухе, не долетев до второго.

– Это лучше, чем было на уроке, – отметил преподаватель.

Стоя к нему спиной, я скорчил рожицу, словно проглотил лимон. На уроке моя «стрела» даже не долетела до первого кольца. Хуже меня был только Мартин. Он не смог натянуть тетиву. Тёмная материя растворилась в его руках. Но Мартин Кидж из тех парней, кто не считает неудачу большой проблемой. В то время как я готов был провалиться сквозь землю, он только рассмеялся вместе с остальными.

Возвращался домой я в отвратительном настроении. По моему лицу было понятно, что я не в духе, и поэтому сообразительный Кевин молча вёл машину. В последнее время мы в дороге часто перебрасывались парой дружеских фраз, да и в целом наши отношения улучшились. Но сегодня я был рад и привычной гробовой тишине салона.

Когда мы подъехали к дому, я торопливо покинул машину и направился к главному входу. В холле меня встретила встревоженная Сильвия. Я понял, что сегодня произошло очередное извержение вулкана по имени Гедеон Хитклиф. Повсюду валялись разбитые вазы, картины, два шкафа были разворочены в щепки – и это только начало хаоса.

В гостиной словно пронёсся ураган. Перевёрнутый диван оказался в дальнем углу, но не это меня поразило. Диваном Гедеону уже никого не удивить. Моя челюсть готова была встретиться с паркетом, когда я осознал, что Гедеон в порыве гнева вышвырнул кресло в окно. Такое было впервые. Я задавался вопросом, что же его так разозлило?

В полной тишине Кэтрин подметала осколки, Фанни и Лора в дальнем углу собирали упавшие книги. Я огляделся, ища глазами диванный столик. Его остатки покоились в камине. Тут и там валялись осколки маминых фарфоровых фигурок. Я поднял маленькую отколотую белую голову. Кажется, это был фарфоровый скворец. Прежде чем сердце защемило от воспоминаний о маме, я отбросил осколок и огляделся. Гостиная представляла собой жалкое зрелище.