Песнь Сорокопута - [48]

– Как тебе Мария-Антуанетта? – ехидно спросила Оливия у брата.

– Пожалуйста, никаких королев, Ви.

Я бросил быстрый взгляд на близнецов и уткнулся в свой лист бумаги. Впервые услышал, чтобы Оливер так называл сестру. Наверное, это семейное прозвище, так же как, например, я называл Габриэллу «Габи», а Скэриэл звал её «Биби».

– Может, проект сделать о Дантоне? – нерешительно предложил я.

– Дантон? – Оливер задумчиво уставился на меня. – «Разве можно унести Родину на подошвах своих башмаков?» Давайте про Дантона, он интересный.

– Дантон так Дантон. Мне не принципиально, – откликнулся Леон. – Я не очень люблю политику.

– Я не против, – согласилась Оливия. – Всё равно они все закончили одинаково – на эшафоте.

– Если умирать, то с достоинством. – Оливер повернулся к сестре и улыбнулся. – Дантон показал хороший пример.

– Но было бы лучше не умирать и продолжить революцию. Его все предупреждали о кознях, которые строили за его спиной. Что на это говорил Тибодо? «Он позволил себя арестовать, как ребёнка, и зарезать, как барана», – торопливо ответила Оливия.

– Одни живут ярко и умирают рано, другие долго живут серой массой, а в историю входят те, кто больше всего успел за жизнь. Я думаю, лучше оставить след в истории, чем всю жизнь прожить в тени других. Дантон был известной личностью, он вёл революцию, его любили, уважали и боялись. Смерть – это только смерть. Вспомни Ахиллеса. Одиссей ему сказал, что есть выбор: доживать свои дни в углу, а после смерти люди спросят: «А кто это умер?» – или увековечить своё имя в истории. Выбор очевиден.

– Честолюбие, не более, – отозвалась она.

– Каждый герой в душе честолюбивый мальчишка, – довольно проговорил Оливер, – да и не только герой. Так что я бы предпочёл добиться чего-то и умереть молодым, чем всю жизнь прозябать на задних рядах.

И мы принялись обсуждать честолюбивых героев, исторических личностей, говорить обо всём и ни о чём. Я вспомнил Александра Македонского, чьё честолюбие и гордость заставили его превзойти сначала отца, а затем и Геракла. Оливер напомнил про комплексы Гитлера, несостоявшегося художника, но тщеславного диктатора. Леон поделился историей про Нуриева, который после побега из СССР выступал по всей Европе.

– Давайте вернёмся к проекту, – спустя час предложил Леон. – О!

Кагер удивлённо посмотрел в сторону открытого окна, и я мысленно уже представил, что могло его удивить, точнее, кто.

Довольный Скэриэл наблюдал за нами.

– Мисс, позволите войти? – вежливо спросил он у Оливии, сидевшей ближе к окну. Она издала испуганный писк и отскочила к брату.

Лоу, не смущаясь, влез в комнату в напряжённой тишине. Мои одноклассники ошарашенно переглядывались.

– Скэриэл не жалует двери, – проговорил я, когда тот предстал перед нами во всей красе.

– Всем привет, у вас тут собрание юных чистокровных? Привет, Леон, – кивнул он Кагеру, и тот кивнул в ответ, заливаясь румянцем.

– Это Скэриэл Лоу, он мой друг, – начал я и, повернувшись к нему, добавил: – Прости, я забыл тебе сказать, что сегодня работаю над проектом.

– Привет, я Оливер Брум, а это моя сестра Оливия. – Не растерявшись, Оливер подошёл и протянул руку. Скэриэл с довольным видом принял рукопожатие.

– Очень приятно.

– Взаимно, – ответила Оливия.

– А как ты забрался? – спросил Оливер.

– Хочешь, покажу?

– Давай. – Они со Скэриэлом подошли ближе к окну.

– Оливер иногда ведёт себя как маленький ребенок, – тепло улыбнулась Оливия, наблюдая за тем, как ее брат и Скэриэл выглядывают из окна, при этом Скэриэл активно жестикулировал, объясняя весь процесс таинственного попадания в мою комнату.

– Кто из вас старше? – спросил Леон, стоя рядом.

– Я старше на восемь минут.

В это время Скэриэл вылез из окна, и, к нашему удивлению, Оливер последовал за ним.

– Ты куда? – испуганно крикнула Оливия.

– Он говорит, что это безопасно, хочу проверить. Давай с нами?

– Я в платье, – нерешительно возразила она.

– Тогда в другой раз. Готье, ты уже так поднимался?

– Не было необходимости. К себе домой я могу попасть и через дверь.

– Но так веселее, – парировал Оливер. – Леон, ты с нами?

– Нет, спасибо, мне и тут хорошо, – улыбнулся Кагер.

– Мы вернёмся минут через пять, – крикнул он и скрылся из виду. – Ви, жди меня!

Мы втроём бросились к окну и наблюдали за тем, как Скэриэл проворно спустился вниз и по пути объяснял Оливеру, куда ставить ногу и за что цепляться рукой.

– Сумасшедшие, – вздохнула Оливия. – Ему лишь бы довести меня до нервного срыва.

– Тут не так высоко, не волнуйся, – заботливо сказал я. – Скэриэл следит за тем, чтобы он не упал.

– Вы так дружны? – Она посмотрела на меня, и моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Оливия была слишком близко. Её духи – смесь чего-то сладкого и весеннего с тонким ароматом цитрусовых.

Я попытался сосредоточиться на её словах.

– Прости, что?

– Я про Скэриэла. С виду вы очень близки.

– Да, он мой друг.

В это время Оливер очутился на земле и победоносно улыбнулся нам. Оливия помахала ему рукой. Леон показал большой палец.

Когда Скэриэл и Оливер взбирались на второй этаж, подъехал автомобиль Кевина. Сегодня я планировал весь день пробыть дома, и Кевин вызвался отвезти Сильвию за покупками.