Песнь об Ахилле - [34]

— Можешь идти, — сказал он. Думаю, он хотел, чтоб это прозвучало холодно, как слова разгневанного на своего вассала царя. Но в голосе его я услышал лишь усталость.

Я снова наклонил голову и вышел.

* * *

Золотых, которые дал мне Феникс, хватило бы, чтоб дважды съездить на Скирос и обратно. Капитан корабля так и уставился на них, когда я протянул ему деньги. Я видел, как блестели его глаза, как он взвешивал золото на руке, оценивая его.

— Возьмете меня с собой?

Мое рвение ему не понравилось. Не по себе ему было от тех, кто так отчаянно стремился на борт; с пустыми руками и в спешке — стало быть, есть чего опасаться. Но слишком уж щедро я платил, чтобы он слишком уж возражал. Он что-то буркнул в знак согласия и показал, где мне разместиться.

Прежде я никогда не был в море и удивился тому, как медленно мы двигались. Корабль был широкобоким торговым судном, которое не спеша плыло от острова к острову, торгуя шерстью, маслом и резной мебелью, которую привозило с большой земли в отдаленные царства. Каждый вечер мы бросали якорь в новом месте, пополняли запас воды и разгружали товары. Целыми днями простаивал я на носу, смотрел как волны разваливаются надвое черным просмоленным корпусом корабля, и ждал, когда покажется земля. В другое время я, верно, был бы очарован всем этим — морскими словечками, вроде фала, мачты, кормы, переливами морской воды, чистым резким запахом морского ветра. Но сейчас я едва все это замечал. Я думал только о маленьком острове, лежащем где-то впереди, и о светловолосом юноше, которого надеялся отыскать там.

* * *

Гавань Скироса была такой маленькой, что я увидел ее лишь когда мы обогнули скалистый южный мыс острова и оказались прямо перед бухтой. Судно скользнуло между далеко выходящих в море краев узкой бухты, и моряки у бортов затаили дыхание, высматривая проплывающие мимо острые скалы. Внутри гавани вода была очень спокойной, ветер упал и пришлось идти на веслах. Подойти к берегу оказалось очень непросто, и тут я капитану не позавидовал бы.

— Прибыли, — урюмо бросил он мне, когда я уже сходил по трапу.

Передо мной высился отвесный скалистый обрыв. По уступам вилась узкая дорожка из выдолбленных в скале каменных ступеней, ведущая к царскому дворцу, и я направился по ней. На вершине обрыва я увидел коз, корявые деревья и дворец, невзрачный и унылый, построенный наполовину из камня, наполовину из дерева. Если бы это здание не было единственным в окрестностях, мне бы и в голову не пришло, что это царский дворец. Я дошел до ворот и вошел внутрь.

Зала была узкой и сумрачной, в воздухе витали запахи от прошлых трапез. В дальнем конце стояли два пустых тронных кресла. Несколько стражей бездельничали за столами, занятые игрой в кости. Они уставились на меня.

— Чего? — спросил меня один.

— Я прибыл к царю Ликомеду, — сказал я, вздернув подбородок, чтоб они знали, что с ними говорит человек непростой. На мне была одна из лучших туник, что я мог найти — Ахиллова.

— Пойду доложу, — сказал другой своим приятелям. Он оставил кости и стаканчик и куда-то пропал. Пелей бы не спустил стражникам такого недружелюбия — содержал своих людей он достойно и взамен требовал достойного поведения. А в этом в зале все казалось поношенным и серым.

Уходивший стражник вернулся. — Идем, — сказал он. Я последовал за ним, сердце колотилось. Я долго перед тем раздумывал, что буду говорить. И теперь я был готов.

— Сюда, — стражник показал на открытые двери и вернулся к своим костям.

Я прошел в двери. Внутри перед угасающими угольками очага сидела молодая женщина.

— Я царевна Деидамия, — проговорила она. Голос ее, ясный и по-детски звонкий, оживлял уныние залы. У нее был вздернутый нос и остренькое лисье личико. Она была миловидна и сознавала это.

Призвав на помощь все свои светские манеры, я поклонился. — Я чужеземец, ищу милости твоего отца.

— Отчего же не моей милости? — улыбнулась она, склонив голову. Она была на удивление миниатюрной, думаю, что стоя она едва достала бы мне до груди. — Отец мой стар и болен. Ты можешь изложить мне свою просьбу, и я выслушаю ее. — Она приняла царственную позу, стараясь, чтобы свет из окна падал на нее сзади.

— Я ищу своего друга.

— О… — подняла она бровь. — И кто твой друг?

— Один юноша, — сказал я острожно.

— Понимаю. Что ж, у нас такие есть, — тон у нее был игривым и самоуверенным. Темные волосы ниспадали на спину крупными кольцами. Она легонько тряхнула кудрями и снова улыбнулась мне. — Может, для начала назовешься сам?

— Хиронид, — сказал я. Сын Хирона.

Она сморщила нос — такое странное имя.

— Хиронид. Итак?

— Я ищу друга, он прибыл сюда, должно быть, с месяц назад. Он из Фтии.

Что-то мелькнуло в ее взгляде, а может, мне это только почудилось. — И для чего ты ищешь его? — спросила она. Мне показалось, тон ее стал менее легкомысленен.

— У меня к нему послание, — я пожалел, что говорю с нею, а не с царем, пусть и старым и больным. Ее лицо было как ртуть, все время меняющимся. Это вселяло беспокойство.

— Мммм. Послание, — она лукаво усмехнулась и побарабанила крашеными кончиками пальцев по подбородку. — Послание к другу. И что должно заставить меня сказать, знаю ли я этого человека?