Песнь о жизни - [18]

Помню огромную площадку стадиона. Масса людей. Стоят, сидят на ступеньках трибуны. Инструкторы готовят все для практической учебы. Вот вспыхнула первая бомба. Лектор громко спросил:

— Товарищи, кто хочет потушить?

Все молчат. Потом с разных сторон выбежали несколько девушек и пожилая женщина. Бомба горела, разбрасывая во все стороны искры. Женщина спокойно подошла, взяла горящую бомбу щипцами и бросила в бочку с водой. Девушки в первый момент отшатнулись, потом храбро шагнули вперед… Но бомбы уже не было. Кругом дружно засмеялись. Скоро собравшиеся перестали смущаться. Все вызывались тушить. Ребята хлопотали больше других.

— Если так будет и при бомбежке, мы справимся! — твердо заявили все.

В коротких сводках Информбюро появились новые направления: Островское, Псковское, Порховское, Старо-Русское. Враг приближался. Ленинград лихорадочно готовился к обороне. Население — к самозащите. Все ждали воздушной бомбежки. Все учились бороться с зажигательными бомбами, ухаживать за ранеными. В домах увеличивали количество бойцов групп самозащиты.

Приближающийся фронт, высадка немецких десантов делали окопные работы за городом опасными. Люди попадали под обстрелы, гибли от пуль, но работали. Мысль, что строят новую линию обороны, преграждают путь врагу к родному городу, окрыляла.

— Пойдемте в домоуправление за краской, — предложила мне однажды Ведерникова.

— За какой краской?

— Да я и сама не знаю. Говорят, стены смазывать, чтобы не горели.

— А кто красить будет?

— Наш чердак — мы с вами.

Забрав ведра с разведенным суперфосфатом, мы пошли красить. На чердаке было душно. От раскаленной крыши несло жаром. Приходилось ложиться на пол, чтобы попасть в пазы, поднимать высоко руки, дотягиваться до верхних балок. Я выбилась из сил. Мы семь часов проработали на чердаке. К вечеру все было окрашено.

Дома меня ждала Муля. Смывая разъедавшую лицо и руки белую жидкость, я закашлялась. Платок окрасился кровью. Муля испугалась, хотела бежать за доктором. Я удержала ее.

— Это вовсе не так трагично, Муля. У меня катар горла, наверное, разъело. Завтра встану здоровая.

Она не верила, бранила себя, что не пришла раньше.

— Я у себя два чердака уже окрасила, могла бы легко сделать и твой.

— Ты готова везде заменить меня, — сказала я ласково и обняла ее. — Что же на мою долю останется? Или ты хочешь посадить меня под стеклянный колпак?

Однако ночью поднялась у меня температура. Пришлось вызвать врача. Он нашел обострение туберкулеза и велел лежать.

Но лежать, сложа руки, я не хотела. Вытащила краски и тайком от Мули решила писать акварели.

Пока была на ногах, рисовать почти не удавалось. Работы по охране дома много. В часы налетов и дежурств нельзя отвлекаться. Надо зорко следить, наблюдать хорошо. Взгляд дежурного острее, он должен все видеть. Для художника это незаменимые часы. Все приходилось только запоминать, а так хотелось рисовать. Болезнь позволила вернуться к краскам. Большое это счастье — передать на бумаге виденное, наблюденное. Вот, кажется, все сделано хорошо, а что-то мешает. Ищешь, не понимаешь, проверяешь. Чуть неправильна тональность — рисунок не звучит. Зато как радуешься, найдя ошибку. Несколько правильных мазков, и акварель засияет по-новому.

Большое счастье быть художником. Пройдет война, сколько я еще напишу: надо сохранить в памяти все виденное за это время.

Я любила рисовать цветы, пейзажи. Теперь мне захотелось писать людей, передавать кистью их горе и мужество. Несколько месяцев назад меня не увлекали такие темы. Как многое изменилось в нас за короткое время. Жизнь стали видеть шире.

Но первую попытку работать нарушила Ася. Она узнала о моей болезни и забежала.

— Отставить, отставить! — запротестовала она и отобрала краски.

Девушка была на оборонных работах. Сейчас приехала за вещами.

— Ася, я тебя совсем потеряла.

— Не только вы. Мама и та не знала, где я. В одном месте начнем копать, перебросят в другое. Так и передвигались из деревни в деревню, — оживленно говорила она.

— Трудно было?

— Только первое время, — призналась Ася. — Приехали поздно вечером. В деревне все было занято, решили переночевать в лесу. Всё искали получше местечко. Выбрали наконец. Трава зеленая, мягкая. Легла я с товаркой на пригорок. Устали. Скоро заснули. Ночью скатились с бугорка прямо в болото. Там и спали. Встали, все платья мокрые. Стыдно показаться. Пришлось выстирать и на солнышке высушить. А потом на сеновале устроились, хорошо было!.. За работу нас похвалили.

— А теперь что будешь делать? — поинтересовалась я.

— Заберу вещи и опять в свой комсомольский отряд. Нас направляют на ответственный участок. Теперь долго не увидимся, Ольга Константиновна…

— Счастливо, Ася. Береги себя. Поцеловались. Ася быстро понеслась по тропинке.

Обернулась, увидела меня в окне, махнула рукой. Пошла тише.

Понимаю ее: тяжело уходить из родного города…

В городе объявлено осадное положение: несмотря их героическое сопротивление Красной Армии, враг приближается, и Ленинграду грозит непосредственная опасность.

— Что будет с нами? — тревожно спрашивали собравшиеся в саду женщины.

— Мы будем защищать свой город.