Песнь молодости - [9]

На сердце у девушки уже не было прежнего ощущения радости и легкости. Но все же она была довольна: ведь она увидела столько нового, насладилась такой красотой! Обратно Дао-цзин шла той же дорогой, время от времени наклоняясь, чтобы сорвать полевой цветок, и тихонько напевала.

— Давай кругом! Здесь прохода нет! — раздался вдруг над нею грубый мужской голос.

Дао-цзин вздрогнула. Подняв голову, она увидела на каменистом склоне холма богатую европейскую виллу с острой крышей. Здание было обнесено глухой стеной, у которой в небрежной позе стоял мужчина: видимо охранник. Пальцем он показал на большую доску, прибитую к стене.

Дао-цзин остановилась, ее возмутила такая бесцеремонность. Но все же она посмотрела вверх, куда указывал мужчина.

«Китайцам и собакам вход воспрещен».

Только теперь она обратила внимание на американский флаг, колыхавшийся на высокой мачте перед виллой. Бросив взгляд на доску, мачту и флаг, она, ни слова не говоря, отвернулась и пошла прочь.

У Дао-цзин пропало всякое желание смотреть что-нибудь еще. Хотелось одного: поскорее вернуться в Янчжуан.

Раскаленные солнцем скалы и песок дышали зноем. Набегавший изредка легкий ветерок не приносил желаемой прохлады. На лице Дао-цзин выступили капельки пота. Она хотела вытереть их, но вспомнила, что в платок завернуты ракушки. Присев на камень, девушка развязала платок и провела им по лицу. Сейчас ею овладело беспокойство: ведь сегодня она еще не разговаривала с директором! Дао-цзин быстро поднялась и побежала по берегу. Прищурившись, девушка огляделась: место было пустынное, вокруг — песчаные дюны, вблизи ни деревца, ни признака человеческого жилья. Вдалеке виднелась какая-то деревушка, похожая и в то же время не похожая на Янчжуан. Любуясь морем и собирая ракушки, она незаметно заблудилась. Обычно так и случается: стоит человеку, выросшему в городе, попасть в сельскую местность, как он не может даже определить, где находится. Дао-цзин надеялась спросить у кого-нибудь дорогу, но дюны по-прежнему были пустынны.

«Ну и пусть! Пойду наугад…»

Дао-цзин шла широким шагом. Вдалеке перед ней показалось несколько серых палаток, возвышавшихся на отмели маленькими островками. Решив расспросить их обитателей о дороге, девушка подошла ближе. Однако в палатках никого не оказалось. Вокруг были разбросаны в беспорядке рыбачьи сети и багры. Поодаль на берегу сушились старые перевернутые лодки. Судя по всему, перед Дао-цзин было временное пристанище рыбаков, а сами они ушли в море. Дао-цзин растерянно глядела по сторонам. Вдруг из-за груды камней неподалеку послышался плач ребенка. Она удивленно прислушалась и поспешила к камням. Там под ивой, возле обломка скалы, сидела средних лет женщина с изможденным, желтым лицом. Она кормила грудью хилого ребенка и чинила сеть.

Почмокав, ребенок опять заплакал, но мать не оторвалась от работы.

Дао-цзин подошла к женщине ближе, но та, занятая своим делом, не заметила ее.

— Ах ты, наказание мое, да перестань же плакать! — бормотала женщина, обращаясь к ребенку. — Взрослые ходят голодные, а тебя еще нужно кормить! Ну, детка…

Ребенок отвернулся от груди и заплакал. Очевидно, у изнуренной женщины не было молока. Мать отбросила непочиненную сеть и рассердилась:

— Ах ты, горе мое! Ну, умри, умри! Умри, как твой нищий отец! О небо! — Мать порывисто прижалась к личику ребенка и тихо заплакала.

Дао-цзин хотела спросить у рыбачки дорогу, но отчаяние, сквозившее в каждом движении женщины, невольно остановило ее. Жалкие лохмотья на ней нельзя было даже назвать одеждой. Сквозь них проглядывали плечи и грязные ноги.

— Скажите, пожалуйста… — после некоторого колебания тихо произнесла Дао-цзин. — Перестаньте плакать, посмотрите, ведь вы так задушите ребенка…

Не зная, что еще сказать, она попыталась руками поднять бессильно упавшую голову женщины. Ребенок был так худ и слаб, что, громко крикнув два раза, тоже обессилел и лишь судорожно хватал воздух. Его ротик был широко открыт. Испуганная неожиданным появлением незнакомки, женщина подняла голову, посмотрела на Дао-цзин и, заикаясь, спросила:

— Ты… ты… чего хочешь?

Только сейчас Дао-цзин уловила ее шаньдунский выговор. В голосе женщины чувствовалось удивление и испуг. Забыв, что хотела спросить о дороге, Дао-цзин в волнении проговорила:

— Вы не здешняя? Что с вами случилось?

Глаза женщины были пусты и бесцветны. Несколько мгновений она тупо смотрела на Дао-цзин, потом отвернулась и, поспешно подобрав брошенную сеть, тихо, словно про себя, заговорила:

— Мы из Шаньдуна. Урожай был плохой, вот мы с мужем сюда и пришли. Люди говорили, что здесь можно заработать… у иностранцев. Не прошло и трех месяцев… муж… он работал на стройке дома, сорвался с крыши и разбился насмерть!.. — Руки женщины не шевелились, ее тяжелый, ничего не выражающий взгляд снова остановился на Дао-цзин, в нем чувствовалась отчужденность. — Я не вернулась обратно, но жить на что-то надо. Вот и чиню рыбакам сети…

Женщина видела, что стоявшая перед ней барышня сочувствует ее горю, ее бедности. Она вздохнула и, тихо покачивая засыпавшего ребенка, чуть слышно произнесла: