Песнь меча - [8]

«Похож на Локи», — подумал он. Локи — бог огня, мог согреть дом или спалить крышу над головой человека только из прихоти[17]. Дымчатая тень под столом скрывала ноги, но Бьярни сразу узнал его по сходству с драконьей головой ладьи.

— Они всегда охотятся вместе, эти двое — Тронд и Онунд, — сказал Эрик из команды «Морской коровы», когда он и Бьярни склонились над блюдом со свининой. — Трудно представить себе — когда старый лис вышел на эти берега, десять лет тому назад, Эйвинд хотел прогнать его обратно в море.

— Почему же?

— Жена Эйвинда — дочь ирландского короля. Барра, один из Гебридских островов[18], принадлежал ему, пока Онунд с дружками не выгнал его оттуда и обосновался на его земле. Так что Эйвинд не очень-то любил Онунда, пока Тронд, как говорят, не помирил брата со своим хитрым другом.

— Хватит сплетничать, как старая баба, — сказал Хериольф, услышав их разговор. — Это старая история, и я думаю, Эйвинд с Востока многое потерял бы, если бы не смог призвать на помощь этого пирата из Барры с его кораблями.

С ужином было покончено, и в другом конце зала огненноволосая жена Эйвинда, дочь ирландского короля, поднялась со скамьи и направилась в свои покои, а за ней и остальные женщины. Столы сняли с козел, и многие молодые воины растянулись прямо на полу среди псов у длинного очага. Достали доски для игры в волка и овец; одни уселись зашивать свои штаны, другие меняли перевязь на копьях; а гусли ходили по рукам, и один за другим воины играли, как могли, теша слушателей загадками, песнями и сказаниями, — пестрое покрывало звуков, которое защищало от надвигавшейся бури, уже бушевавшей в заливе и готовой наброситься на поселение из ночной тьмы. Рассказывали захватывающие дух легенды северных народов о морских лошадях, грозных призраках и женщинах-троллях[19], которые зимними ночами усаживались верхом на коньки крыш.

Бьярни, заворожено слушая, вдруг заметил, что о женщинах-троллях рассказывают уж слишком часто. В зале стали проявлять нетерпение, кто-то даже фыркнул в неподходящем месте. Затем несколько молодых воинов, которые вместе пили в углу, встали, ухмыляясь, вышли за дверь на крыльцо и исчезли в предгрозовой тьме, незамеченные в общей кутерьме.

Порывистый ветер с дождем ворвались в зал, чуть не погасив огонь в очаге, и Бьярни послышался смех снаружи, из бушующей непогоды. Потом неожиданно, когда все стихло между порывами ветра, наверху, на самом высоком гребне крыши, рядом с дымоходом послышалась возня; топот ног и хриплые крики, и что-то маленькое и темное упало сквозь дыру в потолке прямо в огонь. Послышался запах паленой шерсти и пронзительный визг — крыса пыталась выбраться из горячей золы. Тут по всему залу вскочили собаки и бросились на нее, и визг прекратился. Люди тоже поднялись со своих мест, науськивая собак, а гусляр бросил гусли, не допев песню.

Среди общего гама молодой рыжеволосый верзила встал на ноги, раскачиваясь из стороны в сторону, с высоко поднятой кружкой эля в руке.

— Хватит про троллей, а то эти россказни привлекают всякую нечисть, — загремел он весело. — А такой гадости Свен Гуннарсон не потерпит ни на одной крыше, под которой он пьет!

И ударив кружкой по голове проходящего мимо товарища, шатающейся походкой направился к крыльцу. Вслед ему послышалось хихиканье и улюлюканье, и собаки побежали за ним в надежде на крысиную охоту. Бьярни и Эрик тоже последовали за ними, Бьярни все еще держал Хунина за ошейник, чтобы тот не носился со своими сородичами, пока рана не плече не заживет.

На улице бушевал ветер, и земля то высвечивалась, то погружалась во мрак, когда мчащиеся тучи высвобождали луну и снова глотали ее в неистовом беге, гонимые порывами ветра и дождя. На коньке крыши виднелись темные фигуры, которые изредка освещала луна. А внизу, во дворе, люди казались гораздо пьянее в танцующем на ветру пламени соснового факела, который кто-то принес из зала. В его красновато-коричневом свете Бьярни увидел Свена Гуннарсона, взбиравшегося по спинам друзей на крышу — с этой стороны дома она спускалась чуть выше человеческого роста. В следующее мгновение он залез на вересковое покрытие и, держась за туго натянутые веревки, сдерживающие солому во время бури, вскарабкался на конек крыши.

Высоко на фоне лунного неба навстречу ему поднялась одна из темных фигур, немного наклонилась и протянула руку.

Бьярни так и не узнал, был ли Свен Гуннарсон настолько пьян, что на самом деле представил себе троллей на крыше, или же прекрасно понимал, что это его товарищи, которые поймали крысу в амбаре и бросили ее в дымоход, чтобы оживить вечер.

Кажется, выпив, любую причину он считал подходящей для драки. С неистовыми криками он карабкался по крутому склону крыши к поджидавшей его фигуре и, оттолкнувшись что есть мочи, кинулся к ее ногам, пытаясь повалить. Фигура стала брыкаться с дикими воплями; Бьярни показалось, что кто-то рассмеялся. Свен ухватился за лягавшую его ногу, и две фигуры слились в один темный клубок ног и рук, а потом вновь распались, упав на колени по обе стороны конька, опустив головы и не размыкая рук.

С крыши и с освещенного факелом двора товарищи подбадривали их криками. С очередным шквальным порывом ветра и дождя луна скрылась в ночной тьме, и, когда она вновь появилась на небе, они стояли на ногах, пытаясь скинуть друг друга вниз, словно два борющихся медведя, раскачиваясь из стороны в сторону. Вдруг Свен упал на колени, но смог увернуться от удара противника и вскочить на ноги, пока тот сообразил, что к чему.